Форум » История » О случайных встречах, или Дорожные приключения (эпизод завершен) » Ответить

О случайных встречах, или Дорожные приключения (эпизод завершен)

Элеонора Уэзерби : 16-17 января 1815 года. Вечер-ночь-утро. Дорога из Дувра в Лондон - придорожная гостиница - снова дорога. Участники: Элеонора Уэзерби, Филип Герберт

Ответов - 52, стр: 1 2 3 All

Элеонора Уэзерби : Графиня вряд ли бы заметила слугу, даже если бы смотрела на него в упор. Для шпионки - упущение недопустимое, но для женщины - вполне простительное. Будучи от природы особой страстной, Элеонора никогда не чуралась плотских проявлений любви, что не раз помогало ей в ее неофициальной деятельности на благо Императора. Но сейчас страстность натуры была скорее помехой, чем помощницей. И губы, руки, само тело отозвались на поцелуи Филипа раньше, чем успел вмешаться разум. Элеонора не могла вспомнить, как они оказались на ногах, и почему она уже стоит, прижавшись к мужчине, обхватив руками его плечи, запутавшись пальцами в его волосах. И не в силах оторваться от сводящей с ума ласки губ и языка.

Филип Герберт: Одурманенный вином и страстью, Герберт не мог объяснить, как и когда они с Элеонорой очутились рядом с узким диваном, предусмотрительно установленным в глубине комнаты, как, напрочь позабыв о незапертой двери и любопытных слугах и постояльцах, предались жарким объятиям и поцелуям, от которых кружилась голова и захватывало дух. Привыкший к малозначительным связям, требовавшим для их начала и поддержания незначительные усилия, а потому относившийся к любовным отношениям с некоторой доли небрежения и цинизма, сейчас Филип как будто окунулся в малознакомое ему чувство и новые ощущения. Губы, нежнейшие шея и плечи, которые он целовал, преодолев препятствие из платья плотной дорожной ткани, часто вздымавшаяся грудь Атенаис, ее тонкие руки и восхитительные бедра - все это казалось ему пределом совершенства.

Элеонора Уэзерби : Ускользающий под напором ласк рассудок еще пытался твердить женщине, что она не должна, что разумнее было бы держаться ранее принятого решения, что порыв, как бы ни был он сладок, не стоит потерянного влияния на удовлетворившего зов плоти мужчину. Что она уже не девочка и, верно, способна контролировать свою страсть. И что, наконец, просто глупо и опасно настолько сходить с ума, чтобы быть готовой отдаться мужчине, которого она знала меньше суток, прямо здесь в гостиной, на какой-то убогой кушетке, рискуя тем, что их в любой момент может застать слуга, или сама хозяйка гостиницы, или даже кто-то из вновь приезжих гостей. Рассудок твердил, но с каждым поцелуем, с каждым прикосновением, его голос становился все тише и незаметнее, пока полностью не исчез, когда ладонь Филипа скользнула по внутренней стороне бедра, там, где тонкая ткань чулка граничила с нежной и чувствительной кожей.


Филип Герберт: Не замечая ничего вокруг, кроме женщины, трепещущей в его объятиях, Филип погрузился в безвременье, где важность приобретал лишь этот краткий миг бытия, когда не имело значение ни прошлое, сведшее их вместе, ни будущее, в котором царила неопределенность. Голос разума был заглушен страстью, нахлынувшей внезапно и заполнившей все существо мужчины. Атенаис была для него лабиринтом, вглубь которого он уходил, не без желании теряясь в нем и наслаждаясь каждым мигом их близости.

Элеонора Уэзерби : Хрупкое подобие Шератона*, установленное в гостиной хозяевами трактира с явным желанием угодить богатым гостям, было рассчитано на то, чтобы на нем именно сидели. Аккуратно, светски, с благовоспитанно прямой спиной, чтобы не дай бог не опереться на декоративную спинку, созданную мебельщиком в угоду моде, а не удобству. Узкое сиденье тоже не располагало к гедонизму, и пара, чуть менее увлеченная друг другом, чем встретившиеся в этом трактире мужчина и женщина, скорее всего предпочла бы выбрать для взаимного наслаждения более подходящий предмет интерьера. Элеонора так точно предпочла бы, если бы не находилась в состоянии, когда имеют значение только ощущения, ритм и движения. Ощущение то обнаженной плоти, то плотной ткани мундира под собственными, мечущимися в ласке ладонями, прикосновения рук Филипа, ритм сводящих с ума волн наслаждения, и движения мужского тела, диктующих этот ритм. Чуть позже, спустя несколько минут после того, как женщина жестом неосознанным, но как нельзя более уместным, поднесла руку к губам, чтобы заглушить собственный крик, в ее одурманенное сознание пробрались и другие ощущения. Грубоватая тканая обивка под обнаженной спиной, неудобно прижатое весом мужчины к спинке дивана колено, и подспудно беспокоящая мысль о том, что беспорядочно собранное на талии платье безнадежно измялось. Моменты не очень приятные, но их осознание терялось в блаженной расслабленности. И вместо того, чтобы немедленно озаботится собственным внешним видом или удобством, Элеонора рассмеялась, уткнувшись лицом в плечо лежащего сверху полковника. - Кажется, мы с вами оба немного сошли с ума. Как думаете, может, стоит туда вернуться? Иначе, боюсь, милейшая миссис Бауэлл не простит нам безвременной гибели этого несчастного дивана. *Шератон - стиль мебели конца 18 века, названный по имени своего создателя.

Филип Герберт: - Бог с ними, - выдохнул Герберт, возвращаясь обратно откуда-то из небытия, - и с диваном, и с этой миссис Бауэлл... Филип крепче прижался к женщине, не желая отпускать ее от себя. И все же он не мог не согласиться с леди Чатем: слишком неудобным было их ложе, хоть, в порыве страсти, он этого и не заметил, также как и возможную опасность быть застигнутыми посторонними. Рано или поздно пришлось бы покинуть это ненадежное убежище, но что случится дальше, хмельное сознание полковника не могло определить. Именно поэтому он с неохотой последовал предложению своей неожиданной возлюбленной. - Но если говорить о сумасшествии, моя дорогая Атенаис, то такое безумие мне более чем по душе. Довольная расслабленность царили на его лице, а в глазах мелькало выражение благодарности, когда он, поднявшись сам, помогал встать на ноги миссис Чатем. Руки у него заметно тряслись, так что Герберт не с первого раза обнаружил все нужные крючки на платье женщины. - Никогда не доводилось играть роль горничной, миледи. Но это, оказывается, может быть очень приятно, - неуклюже пошутил Филип и, не удержавшись, прильнул губами к шее Атенаис.

Элеонора Уэзерби : - Вам лишь немного стоит попрактиковаться в застегивании крючков, - Элеонора приникла к мужчине спиной, с удовольствием принимая его ласку. Прикрыв глаза, женщина чуть обернулась, на мгновение прижавшись щекой к волосам склонившегося к ее шее Филипа. Но тут же выпрямилась, с внезапным смущением оправляя измявшееся платье. Судя по реакции тела, с готовностью отвечающего даже на такую невинную ласку, недавний чувственный порыв еще не миновал. – Тому, как вы их расстегиваете, может позавидовать любая горничная. Она невольно задумалась, как вела бы себя добропорядочная вдова, оказавшись в такой ситуации. Начала бы плакать? Падать в обморок? Обвинять полковника в соблазне и требовать немедленно восстановить поруганную честь? Каждый следующий вариант казался Элеоноре еще абсурднее предыдущего, и женщина, наконец, вынуждена была констатировать, что ее рассуждения бессмысленны, так как добропорядочная вдова на ее месте в такой ситуации просто не оказалась бы. Собственные выводы несколько огорчили графиню, но одновременно принесли и облегчение. Недавнее взаимное удовольствие, конечно, не повод для фамильярности, но поддерживать видимость пустой светской беседы с мужчиной, недавние прикосновения которого все еще будоражили память тела, казалось Элеоноре чуть ли не оскорбительным.

Филип Герберт: - Как честный человек, я должен немедленно сделать вам предложение, миледи, - руки Филипа очутились на талии женщины, полднимаясь все выше и с трудом удерживаясь от того, чтобы вновь не раздеть леди Чатем, вместо прямо противоположного процесса. - Уверен, вам понравится Пемброк-Холл, для такой изысканной женщины это самое подходящее жилище... Герберт перестал контролировать свои слова, которые потоком лились на Атенаис, наверняка вызывая у нее недоумение, смешанное со смехом. Кто бы мог поверить, чтобы после случайной связи графский сын кого-то повел к алтарю, но сам Филип настолько увлекся, что уже явственно видел себя под венцом. - Или Уилтон... да, там еще лучше.

Элеонора Уэзерби : - Как честный человек, вы немедленно должны мне налить бокал вина, - смеясь, прервала женщина сумбурные словоизлияния Филипа. Предложение полковника - дань, скорее вину и пережитому только что удовольствию, чем разуму - льстило женскому самолюбию графини, но принять его всерьез она не смогла бы, даже если бы и искала сейчас себе нового мужа. - Уилтон, вы сказали? Это ваше поместье? - не торопясь присаживаться к столу, Элеонора вновь устроилась на диване - на этот раз чинно и благовоспитанно, как и подобает светской даме, и лишь отнюдь не невинный взгляд темных глаз давал понять, что чинность женщины сейчас так же наигранна, как и флер непринужденной беседы.

Филип Герберт: - Да. Вернее, поместье моего отца, графа Пемброка. Но там я чувствую себя вполне непринужденно, как и положено старшему сыну... Филип, не обращая внимания на расстегнутый мундир и развязавшийся шейный платок, черной полосой рассекавший белоснежное полотно рубашки, принялся вновь наполнять бокалы, не без неудовольствия отметив про себя, что последняя бутылка почти опустела, а следовательно, придется звать слугу. - Да и Робин... это мой младший брат, Роберт, он студент... так вот он тоже не стесняется, нисколько не стесняется. Отец уже устал жаловаться на несносные нравы нынешней молодежи, - полковник рассмеялся, вспоминая кислую мину старого сэра Джорджа, когда на того находила тоска истинного англичанина, вынужденного с прискорбием наблюдать за разложением нравов подрастающего поколения, которое старым добрым традициям предпочитало новомодные веяния, приходившие с Континента. Герберт присел рядом с леди Чатем, вновь нарушив допустимое расстояние, должное отделять малознакомых даму и кавалера, каковыми они должны были являться для хозяев и постояльцев гостиницы. - Но вы ведь согласитесь, что поступать всегда по правилам - это... м-м, несколько противоестественно. Иногда так сложно избежать искушения... да и нужно ли это? - Филип, уперевшись локтем в спинку дивана, коснулся пальцами волос Атенаис.

Элеонора Уэзерби : - В таком случае, смею надеяться, ничего из того, что произошло в этой гостиной, вы не найдете противоестественным, - с лукавой улыбкой заметила Элеонора, не желая демонстрировать предписанную женщине скромность. Прекрасно понимая, что роль невинности играть поздно, а потерянной добродетели - смешно, графиня, однако избегала явной распущенности, позволившей бы случайному любовнику обходиться с ней с излишней фамильярностью. Будущая встреча с полковником в обстоятельствах не столь уединенных от проявления их взаиной симпатии не становилась менее вероятной или опасной, и Элеонора, чтобы избежать впоследствии возможной неловкости, заранее выказывала сейчас ту манеру поведения, которой собиралась придерживаться, и которой ожидала от Филипа. Быть может, в других обстоятельствах, графиня была бы менее сдержана, позволив себе полностью проявить те чувства, которые вызывал у нее этот мужчина, но особенности жизни французской изгнанницы не приветствовали появления привязанности более сильной, чем было бы полезно для дела. И женщина привычно, хотя и не без некоторого сожаления, не вполне понятного ей самой, выстраивала между собой и Филипом преграду слов и недомолвок.

Филип Герберт: - Как я смею... - Герберт не обратил внимания на внезапно появившуюся сдержанность в тоне и поведении Атенаис. Отставив в сторону бокал и тем самым рискуя запачкать вином светлую обивку, он взял руку женщины в свою. - Все, что связано с вами, прекрасно. Да, я в этом совершенно уверен, как и... Филип, чье довольное лицо красноречиво указывало на безоговорочную убежденность в собственных словах, не успел довести свою мысль до конца, когда дверь заскрипела, а в образовавшемся проеме показалась белобрысая голова слуги, не столь давно ретировавшегося из гостиной и уже успевшего под большим секретом поведать одной из горничных, чем изволят заниматься господа постояльцы на верхнем этаже. - Миледи, милорд... желаете, чтобы здесь прибрались? Слуга полностью отворил дверь, а за его спиной показалась молоденькая особа в белом переднике и с подносом в руках. - Да... наверное... - растерянно пробормотал полковник, вопрошающе глядя на леди Чатем. Он уже позабыл о том, что их уединение рано или поздно должно было бы быть нарушено. Не без разочарования он смотрел, как поднимается Атенаис и, с видом светской любезности, благодарит его за компанию, а после желает доброй ночи. Пегги и Том в молчании освобождали стол от тарелок, с трудом удерживаясь от переглядываний и перешептываний, дав волю собственной болтливости, лишь когда офицер удалился в свой номер. *** Полагая, что подобное завершение вечера никуда не годится, Филип, повергнутый в состояние крайнего беспокойства, после получасовых раздумий и расшагиваний по спальне, решил позабыть о приличиях и до конца убедиться в благосклонности своей новой знакомой. - Куда вы, сэр? Сонному Джонсу так и не суждено было дождаться ответа. Выглянув в коридор, он лишь увидел, как его хозяин исчез за дверью одного из номеров.



полная версия страницы