Форум » История » "Гамлет - принц Датский" (эпизод завершен) » Ответить
"Гамлет - принц Датский" (эпизод завершен)
game_master: 16 января 1815 года, 8 вечера и позже Лондонский театр "Друри-Лэйн". Постановка пьесы Шекспира "Гамлет". В роли Гамлета знаменитый по тем временам актер Эдмун Кин. Участники: открытый эпизод.
Ричард Уингем: - Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам... Два спектакля слились воедино, и реплики из одного порой так удивительно точно подходили ко второму, что Ричард не решился отказать себе в этом невинном умничанье. – Старушка… - Потянул он, одновременно смакуя коньяк и момент. – Как полагаешь, Николас, сколько лет природа успела отмерить моей милейшей родственнице?
Николя дю Вилль: - Не меньше пятидесяти, и, думаю, леди Кэкстон еще хорошо сохранилась, - безжалостно ответил дю Вилль, все еще не понимая причину явного довольства друга. Невольно отыскав вновь взглядом лиловый тюрбан, Никки, чуть прищурившись, отметил: - Двигается она весьма бодро, да и жалоб на подагру я не услышал, хотя, по моему опыту, пожилые леди уделяют значительное внимание своим хворям. Впрочем, может она оставила рассказ для более благодарной аудитории? - кивнул он в сторону явно оживившегося курятника.
Ричард Уингем: - У тебя большой опыт общения с пожилыми леди, дю Вилль? – не сдержавшись, съязвил Дансбери, пребывающий в счастливой уверенности в том, что за пятнадцать лет службы его научили по крайней мере сносно стрелять, и это ни для кого не тайна. А по сему Ричард смело зарабатывал себе репутацию несносного человека, уповая на то, что мало кто рискнет всерьез учить его манерам. – Вот никогда бы не подумал. Однако с прискорбием должен сообщить тебе, что на этот раз опыт тебя подвел. По моим прикидкам леди…- на этом месте голос Уингема предательски дрогнул, и ему пришлось укрепить голосовые связки новой порцией коньяка. - … Леди Кэкстон не больше двадцати. Она, разумеется, не Кэкстон, и тем более не моя тетка. Она… впрочем, это неважно.
Николя дю Вилль: Мысль о дуэле если и мелькнула в голове француза, то тотчас пропала, вытесненная более насущными тревогами. - У тебя горячка? - поинтересовался дю Вилль, вновь отыскивая взглядом сомнительную леди Кэкстон. - Я не помню, чтобы ты когда-нибудь допивался до галлюцинаций, да и пары глотков коньяка для этого явно не достаточно.
Ричард Уингем: – Не волнуйся, Николя, сегодня днем надо мной подшутили так же славно, как сейчас над тобой. И даже еще суровее. Я заехал с визитом к дяде этой чертовки, и юная мисс разыграла для меня последовательно сначала горничную, потом компаньонку молодой леди, потом саму леди… Я поймал ее на горячем совершенно случайно, и никакой опыт мне там не помог. Дансбери плотоядно ухмыльнулся, покачивая в пальцах бокал. – Столь пикантное знакомство стоило приглашения на «Гамлета». К тому же в этом тюрбане девочку мать родная не узнает, не то, что возможные друзья ее семейства.
Николя дю Вилль: Для дю Вилля эта история звучала еще невероятнее, чем предположение, что Дансбери взялся сопровождать в театр какую-то посторонюю леди, да еще и представлял ее как свою тетку. Осушив одним махом бокал с коньяком, Николя практически не почувствовал вкуса и немедленно потребовал себе второй. - Ты хочешь сказать, что леди Кэкстон, на самом деле никакая не вдова лорда Кэкстона, не твоя тетка и не дама пятидесяти с лишним лет, а юная особа, которую ты нарядил старухой, чтобы вывести сегодня в театр? - острожно переспросил дю Вилль, все еще неуверенный в душевном здоровье друга. - Прости, Ричард, но ты ее лицо видел?
Ричард Уингем: - Видел, - великодушно подтвердил Уингем, наблюдая за тем, как рьяно приятель прикладывается к коньяку. – И оно, право, премиленькое. Да и фигурка, положа руку на сердце, недурна. И, господь с тобой, Николас, я ее не наряжал, я все же не горничная. Наряжаться моя очаровательная спутница великолепно умеет сама. Но главное, она умеет играть. Играть! Повернув голову в строну компании светских кумушек, Ричард на всякий случай краем глаза убедился, что с Абигайль все в порядке. Дамы что-то оживлено обсуждали, и елейные улыбки на их губах свидетельствами о том, что маскарад леди Кэкстон пока еще не раскрыт. – Это не какой-то там Кин, уж поверь мне, - весело подытожил граф Дансбери. – Девочка - настоящая актриса. От бога. Даже такой непроходимый профан в вопросах театра, как полковник британской королевской кавалерии в лице вашего покорного слуги, в состоянии это прочувствовать.
Николя дю Вилль: - Не поверю, пока сам не увижу "премиленького личика", - дю Вилль сопротивлялся уже больше из упрямства. Признаться, что он не смог опознать в пожилой даме молоденькую девочку оказалось немалым испытанием для гордости признаного повесы. Оставалось утешать себя тем, что он не обращал обычно внимания на бесконечные выводки юных леди, заполонявших балы и приемы во время сезона. - И кто она? Уже представлена в свете, или ты похитил непризнанный талант прямо из детской?
Ричард Уингем: Взгляд Уигнема на мгновение похолодел. Любопытство Николаса могло дорого обойтись неискушенной общением с такого рода похитителями неопытных девичьих сердец особе. Особенно после того, как Дансбери так умело подогрел этот интерес. Особенно дорого, если учесть, что Абигайль «не леди», хоть и выросла в приличном доме. Ричард не желал мисс Тетчер зла. Живая и необычная, Абигайль забавляла его, как забавляет ребенка яркий мотылек или игривый котенок. В этом любопытстве не было ни меркантильной подоплеки, ни пресловутого мужского интереса. И все же Уингему категорически не хотелось, чтобы по его вине или с его поощрения с девушкой, доверившей ему свою и без того подпорченную рождением репутацию, случилось что-то дурное. – Нет, не представлена. – ответ прозвучал заметно отстраненно на фоне недавнего ироничного веселья графа. – Она незаконный ребенок одного знатного вельможи, потому представления ко двору не будет. Скорее всего будет просто скромный брак с мужчиной постарше или понеприхотливее к родословной. Жаль, но ничего не поделаешь…
Николя дю Вилль: - Действительно, очень жаль... - губы француза тронула понимающая усмешка. После дифирамбов Дансбери в адрес "тетушки", дю Вилль загорелся желанием увидеть почтенную леди в первозданном виде. Но прохладный тон Ричарда явно свидетельствовал о том, что друг не потрепит постороннего внимания к своей протеже. - Я имею в виду, жаль, что такой талант сгинет в безвестности, - невозмутимо поправился он, вновь устремив взгляд на лиловый тюрбан. - Впрочем, все женщины обожают менять наряды и подстаиваются под них с невиданным мастерством. А умение пустить пыль в глаза присуще каждой, кажется, от рождения. Все они актрисы, а твоя находка, возможно, лишь оказалась смелее прочих.
Ричард Уингем: - За тебя говорит твое злословие, Николя, - вспыхнул Уингем, задетый за живое тем, что его игрушку сочли недостаточно великолепной. Дансбери по достоинству оценил и усмешку приятеля, и его показное сожаление. Что ж, за все в жизни нужно платить, и уязвленный дю Вилль, в этом граф не сомневался, сполна возьмет с него плату за свою оплошность с леди Кэкстон. Сам Ричард, конечно, не готов был побиться об заклад, что Абигайль в два счета затмит всех звезд английского театра. Или готов? – Все женщины – актрисы, но не все рождены для сцены. Жаль, что ты не видишь разницы. Или просто не желаешь ее увидеть.
Николя дю Вилль: - Похоже, девушка и верно прехорошенькая, - удивился дю Вилль неожиданной горячности друга. - Жаль, что в этом костюме я не могу сполна оценить твой вкус, но ты должен признать, что умение переодеваться еще ни о чем не говорит. Николас и сам не мог бы определить, говорит ли в нем уязвленное самолюбие или здравый смысл, но Ричард так всерьез воспринял успешный маскарад своей дамы, что француз не мог удержаться от продолжения: - Может, это ты не видишь разницы? Она умеет держать себя соответственно наряду, но сравнивая ее с Кином, ты слишком пристрастен.
Ричард Уингем: – Ну хоть в чем-то ты мне поверил, - язвительно протянул граф, исподволь задетый еще раз. В его характеристике «хорошенькая девушка», данной Абигайль, не было ничего «личного», простая констатация факта. Утреннее желание шлепнуть по заду чопорную скромницу-горничную – не в счет. Но дю Виль, разумеется, решил иное. – Девушка очень мила, но речь не об этом. Для того, чтобы девице успешно выдавать себя за почтенную вдову на шестом десятке, ей нужно нечто большее, чем просто умение держать себя соответственно наряду. И Кин, измазанный сапожным кремом, в роли мавра, ничуть не более убедителен, чем леди Кэкстон в роли моей тетушки. Думаешь, нашего блистательного Эдмуна всерьез сочли бы эфиопом… или кто там у Шекспира Отелло… за пределами сцены Друри-Лэйн?
Николя дю Вилль: - Все зрители знают, что на сцене актеры лишь изображают жизнь. Или не жизнь, а комическую или трагическую пародию на нее, - возразил дю Вилль, невольно заинтересованный возникшим спором. Перепалка, затеянная им в шутку, постепенно увлекла его, и он уже всерьез подбирал аргументы. - Мистифицировать кого-то костюмом и поведением, когда зритель не подозревает обмана - это одно. Но сцена... - Николас с сомнением покачал головой, - весь зал и так знает, что трон картонный, драгоценности обычные стекляшки, а мавр крашенный. Обман заранее очевиден, но если игра действительно хороша, зрители о нем забывают.
Ричард Уингем: - Тот, кто может одно, может и другое, - не сдавался Ричард. – От того, что мне известно, кто скрывается под лиловым тюрбаном, я очарован даром своей «тетушки» не меньше, а может даже и больше. И не напоминай мне, что это оттого, что она мила без грима, черт побери! Дансбери упрямо вздернул подбородок. В словах дю Вилля оказалось здравого смысла больше, граф ожидал от приятеля. Но, глядя на томно обмахивающуюся веером леди Кэкстон, Уингем категорически не желал признать, что Абигайль всего лишь «смелее прочих», и любая на ее месте смогла провернуть такую же мистификацию лишь потому, что «зрители не ожидают розыгрыша». – Пари, Николас? Вижу, иначе мне тебя не переубедить. Готов поставить на то, что девица станет актрисой, и через полгода ей будут рукоплескать на этой сцене так же, как рукоплещут Кину.
Николя дю Вилль: - Принимаю, - усмехнулся дю Вилль и отсалютовал Ричарду бокалом. - Что ты готов поставить? Я, например, не отказался бы от твоих серых. Это будет только справедливо, согласись. Ты увел их у меня из под носа. Недавно приобретенный Дансбери выезд сделал его объектом восхищения и зависти многих столичных джентльменов. Николя сам поглядывал на этих лошадей, но несвоевременный проигрыш в карты заставил француза повременить с покупкой, в чем он сейчас раскаивался.
Ричард Уингем: – Хорошо, серые так серые. Все равно ты их не получишь, не обольщайся. Про себя Ричард не сомневался ни мгновения в том, что Абигайль не станет виной столь ужасной потери для его конюшен. Все, что нужно для выигрыша, - одна мелочь. Вернее, две мелочи. Устроить мисс Тетчер в «Друри Лейн» (это просто, нет таких дверей, что не откроются, когда в них «стучат» деньгами, а нынешний совет попечителей, по слухам, продажен, как никогда ранее). И собственно уговорить девушку пожелать стать актрисой. Это может оказаться труднее, но пари есть пари, а Уингем всегда отличался излишней самонадеянностью в оценке своего красноречия. – И, раз уж речь зашла о лошадях, не согласишься ли ты, Николя, поставить против моих серых своего андалузского вороного?
Николя дю Вилль: - Идет, - невозмутимо согласился дю Вилль и допил коньяк. - Надеюсь, что твоя протеже обладает веселым нравом. Если мне вдруг придется расстаться с вороным, я хотел бы верить, что репертуар Друри-лейн несколько повеселеет. Потому как Кин, может быть и велик, но Шекспир в больших количествах вгоняет меня в меланхолию. Несмотря на шутливый тон, в последних словах Николя почти не было иронии. Обладая от природы живостью и тем, что принято было называть чувствительностью, он тщательно холил в себе отстраненное равнодушие, что помогало ему до сих пор счастливо избегать душевных потрясений. Невозмутимая язвительность с подачи Красавчика Браммела уже прочно вошла в моду, и привычка заменять дружелюбие насмешкой, а теплоту чувств иронией заменила собой природную горячность француза.
Ричард Уингем: - Ты неисправим, Николя. Признайся, твои разговоры о величии Кина – не более, чем игра на публику. Ты терпеть его не можешь. И все же взялся биться об заклад. Дансбери тихо рассмеялся, скорее удовлетворенный заключенным пари, чем недовольный им. Лишняя возможность развеять январскую скуку Лондонского Межсезонья. Лишняя необходимость делать хоть что-то. – Надеюсь, что у моей тетушки веселый нрав. Я слишком мало ее знаю, чтобы поставить еще и на это. Но для начала милейшую лед Кэкстон самое время выручать из лап лорда Милтона и его почтенного окружения. Иначе дева сойдет в могилу раньше, чем взойдет на театральные подмостки. Дай мне минуту.
Калиостро: Волею случая отрывок из представления, не хуже того, что было дано на сцене, а также беседу двух молодых людей смогли лицезреть ещё двое зрителей. По коридору неспешно прогуливался высокий мужчина, одетый во всё чёрное, в тон угольного цвета волосам. За счёт этого лицо его казалось болезненно бледным, а тёмные глаза на нём - пронзительными и острыми, как кинжалы. Это был не кто иной, как Джованни Калиостро - потомок и последователь знаменитого на весь мир Великого Копта, Графа Феникса, Тискио и Мелины - иными словами, графа Джузеппе Калиостро. Он вёл под руку обворожительную молодую девушку лет двадцати пяти. Горящие зелёные глаза и огненно-рыжие волосы делали её похожей на древнегреческую вакханку. Длинное, также чёрного цвета, но с мелкой золотистой вышивкой, платье чуть приоткрывало её соблазнительные прелести, но, тем не менее, во вполне допустимых приличиями рамках. Некоторое время они со сдержанным интересом наблюдали разыгравшийся перед ними спектакль. - Я же говорил тебе, Анжела, что в Англии есть не только туманы и сырость. Как видишь, британцы знают толк в развлечениях, - наконец сказал граф своей спутнице. - О да, - с лёгким смешком отозвалась вакханка, которую Калиостро назвал Анжелой. - Но что их подвергло к этому? Скука. Им, видно, даже не интересно то, что происходит на сцене, раз они предпочитают устраивать представления в жизни. Англия - скучная страна. Не понимаю, что ты в ней нашёл. - Значит, наш долг - прогнать эту скуку, раскрасить жизнь англичан. А они пусть за это платят, - ухмыльнулся Калиостро. - Я нашёл в Англии много-много толстых кошельков, милая. Они ждут нас с нетерпением. В подобной компании, как тебе известно, скучать не приходится. - Но сначала нас ждёт компания постных английских физиономий, - Анжела капризно поджала губки - такое впечатление, будто они вылиняли под дождём. - А я так наоборот слышал, что у англичанок лучший в мире цвет лица, - заметил Калиостро. - А всё почему? Именно потому, что они всю жизнь мокнут под дождём. Сказываются увлажняющие свойства. Так что утешай себя мыслью о том, что по окончании нашего английского вояжа у тебя будет чудесная кожа. - А разве сейчас моя кожа тебе не нравится? - игриво хихикнула Анжела и грациозно повела плечами. - Ну, конечно, нравится. Но нет предела совершенству. Весь этот разговор происходил вполголоса и на итальянском языке.
полная версия страницы