Форум » Regency Romance: игровое поле » [Rentrer à la maison... ou: Le garçon Jacques] - 22.01.1815 » Ответить
[Rentrer à la maison... ou: Le garçon Jacques] - 22.01.1815
James Tom Murray: Описание сюжета: Встреча блудного сына, и не менее блудного отца при форс-мажорных обстоятельствах с дальнейшими выяснениями личностей и фактов. Действующие лица: младший и старший Мюррей. Дата: 22.01.1815 от Р.Х. Время: около часа дня. Погода: на улице ясно, светит яркое ослепительное солнце. Гуляет легкий ветерок. Температура, примерно, 10 градусов ниже ноля. Место: Норфолк, недалеко от границы с Линкольнширом. Небольшая деревенька культурного вида, имеет свой небольшой порт. Ныне на котором, местами, встал лед, чем по праву пользуется местная ребятня.
Ответов - 7
James Tom Murray: Небольшая ватага тепло укутанных мальчишек стояла недалеко от таверны и метала гневные взгляды на всех ее постояльцев. Еще бы, когда в такой мороз живешь на улице, не видя уже несколько недель ничего, кроме свечного сала, невольно начинаешь мечтать о том, чтобы кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь, поделился хотя бы черствым заплесневелом куском хлеба. - В этой деревне у всех каменные сердца. - Высокий рыжий парень шмыгнул носом, теплее кутаясь в свой обрывок пледа, служивший ныне неким подобием накидки, спасавшей от пронизывающего ветра. - Кругом голод и нищета. Война разорила эти земли. - Он тяжелым взглядом окинул окна домов. - C'est toi français! - Рыжий толкнул в плечо невысокого мальчугана, всматривающегося куда-то в сторону порта, где вышагивал и что-то узнавал высокий, прилично и, что нетипично для этого места, дорого одетый мужчина, с обветренным лицом. Судя по выправке и шагу, он был или военным, или какой-то важной шишкой. - Toi! Jacquou! - От очередного ощутимого пинка, голубоглазый мальчуган встрепенулся и посмотрел на своего старшего товарища. - Oui? - Его голос был хриплым, словно бы мальчуган с самого рождения курил трубку целыми днями. - Чувствуешь? - Рыжий кивнул на женщину, с большим узлом, из которого медленно валил пар и приятный аромат. - Это, наверное, гусь! - Mais non c'est l'odeur du pot-au-feu. - Мальчишка едва заметно улыбнулся. Он еще помнил те не слишком далекие времена, когда Мария всегда воровала для него какое-нибудь лакомство. "Жаль, что она уехала. Я ведь даже не знаю, куда теперь писать!". - Что ты уставился, Уильям? Я сказал, что это не гусем пахнет, а говядиной с овощами. - Эээ, разве? - Certainement. - Bien. - Рыжий улыбнулся и снова толкнул мальчишку в плечо. - Давай, действуй! Тома нахмурился. Ему никогда не нравился приказной тон этого офицерского сынка. Впрочем, детям военных свойственно задирать нос. У них в крови какая-то излишняя гордыня. Впрочем, сейчас, когда вся их небольшая компания загибалась от урчащих животов, было не время выяснять кто и в чем виноват. Посильнее закутавшись в свое импровизированное пальто, мальчик кое-как, поскальзываясь на обледенелой мостовой, проковылял в сторону задумавшейся о чем-то женщины, и напустив на лицо болезненный, усталый и замученный вид, хриплым и протяжным голосом отвлек ее внимание: - Pardon...Chère madame, vous n'auriez pas quelque chose à me donner pour mon repas? - Немножко покачиваясь, чтобы больше акцентировать внимание на своем бессилии, мальчик облизал обветренные губы, в то время как бедная крестьянка отчаянно силилась понять, что сказал невесть откуда взявшийся мальчуган. - Что? Что... малыш, ты можешь говорить по-английски? - она озабоченно осмотрела Тома, едва наклонившись вперед. - Je m'appelle Jacquou Fèrall. Vous n'auriez pas quelque chose à me donner pour mon repas? - Стараясь растягивать слова, чтобы выглядеть более обессиленным, Тома покачнулся снова, и был весьма рад, когда женщина вдруг схватила его за локти, видимо испугавшись, что он может потерять сознание. - Что? Мальчик, я не говорю по-французски. Я тебя не понимаю... - Ах вы негодяи проклятые! Воры безбожные! Отбросы общества! Вы что решили устроить! Бедную женщину! Бедную крестьянку! Ну я вам сейчас!!! - Трактирщик, заметивший все это представление, и ребят, которые полезли в кулек, брошенный, отвлеченной на "бедного француза", женщиной, тот час вылетел из таверны и бросился в сторону улепетывающих на всех порах мальчишек. Те, к немалой радости Тома, умудрились прихватить с собой завидного вида кусок хлеба. А вот рагу в руках унести не получилось. - Куда ж вы смотрите ААааааааааааа..... - Его взгляд резко переключился на мальчишку. - Ворюга! Лжец! А ну иди сюда!!! - Мужчина быстро двинул в сторону голубоглазого мальчишки, который, громко икнув от испуга, вдруг резко вырвался из рук бедной крестьянки, и позабыв обо всем на свете (даже о собственном голоде), со всех ног кинулся в сторону порта, отчетливо слыша, как за спиной топает трактирщик. Замотанные тряпками ноги неумолимо скользили по каменной кладке. Малец, перепрыгнув невысокое ограждение, забежал на пристань, твердо вознамерившись залезть на один из кораблей и запрятаться там, но внезапно правая нога неуклюже поехала в сторону, и потеряв равновесие, мальчуган с криком свалился с пары метров на тонкий лед портовой бухты. От удара из легких выбило воздух, а потому плачевность своего положения паренек осознал лишь тогда, когда лед под его весом с треском провалился, и сам мальчишка соскользнул в ледяную воду.
Maximilian Murray: Конец года – это то время, когда нужно подвести итоги и завершись все свои неоконченные дела. А поскольку Максимилиан, как человек военный, уважал во всем четкость, то подводить итоги он начал еще в середине декабря. Тогда-то его внимание и привлекла некая запись в расходной книге. Сто пятьдесят фунтов в год перечислялось то в работный дом, то неким Браунам. Конечно, жертвовать на благотворительность было делом хорошим и достойным и граф не собирался прерывать этой традиции, заведенной, если верить книгам, еще девять лет назад, но хотелось просто узнать на что именно и как расходуются эти, и надо сказать немаленькие, деньги. Письмо с вежливой просьбой было написано и отправлено, но ответ заставил себя ждать слишком долго: уже и рождество успело наступить и Макс о письме подзабыл. Впрочем, ответ только еще больше все запутал. Невнятные фразы, то благодарность, то скомканные извинения, то упоминание о каком-то мальчике, который непонятно отчего и куда сбежал. В ответ на просьбу объяснить все четко мужчина получил еще более загадочное послание, вконец заинтриговавшее его, а потому, в начале нового года он оставил свою сестру на несколько дней в Мюррей-холле, и отправился в работный дом, где собирался узнать все лично. Это путешествие не было долгим, но оказалось воистину потрясающим: мир повернулся доселе невидимой стороной. Поступок матери, правда о ребенке.. Но домыслы и чужие слова, какими бы они ни были красноречивыми, требовали подтверждения и доказательства. Однако доказательство, самое красноречивое доказательство, исчезло, пустившись в бега, а подтвердить события девятилетней давности было уже некому: слуги давно исчезли в неизвестном направлении, доктор, принимавший роды, утонул прошлой осенью в реке, а мать умерла, унеся тайну с собой в могилу. И никаких записей, никаких намеков... Милая Брианна наверняка так же пребывала в неведенье по этому поводу, а потому спрашивать её Макс даже и не стал. Не к чему тревожить юную душу. В итоге поиски привели графа в дом священника с весьма скромными доходами и женой, которая девять лет назад была тринадцатилетней девчушкой и вместе со своей матерью-служанкой проживала в Мюррей-холле. Если офицер надеялся, что этот визит рассеет его сомнения, то отчасти он был прав: сомнения рассеялись, но вместо этого в душе графа поселилось смятение. Миссис Купер с уверенностью в голосе заявила, что отлично помнит, как в ту самую ночь на улице царила страшная непогода – и нос не высунешь, как кухарка разбила любимый чайный сервиз графини, когда споткнулась о кошку, а молодая миссис Мюррей померла родами, произведя на свет чудного здорового мальчика. Да, да, все именно так и было! Кухарка как закричит!.. И миссис Мюррей кричала.. только ее, Дженни, в комнаты не пускали, но ей было больно любопытно, вот они спряталась и подсмотрела. Вызнать больше у глуповатой женщины так и не удалось. Граф нанял специального человека, который бы занялся розысками пропавшего ребенка, а жителям работного дома пообещал награду за любые сведения о беглеце. Но найти одного маленького мальчика в огромной стране, где беспризорных детей хватало, было очень и очень сложно. Некоторое время Мюррей и сам принимал участие в поисках, отлично понимая насколько это бесполезно, но не попробовать он не мог. Оставалось только надеяться, что мальчик, под гнетом холодной зимы, вернется в работный дом. Да и, помимо прочего, у графа оставались и другие обязательства. К примеру, отец жены Максимилиана не так давно скончался и следовало нанести визит вежливости его младшей дочери. Остановиться в этой деревеньке пришлось из-за гнедой кобылы, что захромала. И, пока кучер разбирался с возникшей проблемой, Максимилиан прогуливался по улице, воспользовавшись задержкой, чтобы размять ноги. Шумная возня и крики сразу привлекли внимания, а пестрая шайка мальчишек, что брызнули во все стороны, уворачиваясь от трактирщика, не давала усомниться в чем дело: маленькие воришки вышли на промысел. И все бы ничего, если бы один из оборванцев не выскочил на пристать и, споткнувшись и пробив тонкий лед, не шлепнулся прямо в холодную воду. Как просто пройти мимо, с сожалением покачав головой. Как просто приказать слуге, если он есть рядом, прыгнуть в воду, чтобы вытащить ребенка. И как сложно не раздумывая шагнуть вперед, вытаскивая маленького незнакомца на берег. Почему мысль, что этот ребенок заслуживает жизни и спасения ничуть не меньше, чем его собственный потерянный сын, за которым Макс нырнул бы не задумываясь, - это не первое что приходит в голову? Впрочем, именно сейчас и в этот момент эта мысль и была самой первой. Вода и вправду была обжигающе-холодной, но это лишь заставляло мужчину двигаться энергичнее, мысленно ругаясь самыми грязными словами, что были известны моряку. Мальчишка свалился в воду практически рядом с берегом, но уже там было достаточно глубоко, чтобы Максимилиан не доставал ногами до дна. Сначала ничего не было видно: малец просто пошел ко дну; и в груди кольнул горький страх: напрасно все. Но маленький воришка неожиданно оказался совсем рядом, оставалось лишь извернуться в воде и, схватив его, позволить воде вытолкнуть себя наверх. Парадоксально, но многие отличные моряки плавать не умеют вовсе: им это вроде как и не к чему, они же уверенно стоят на твердой палубе. По-счастью, Мюррей принадлежал к той категории моряков, что плавать научились еще в детстве, а потому вскоре мужчина уже протягивал обмякшего ребенка трактирщику, который в волнении приплясывал на берегу, вроде и желая помочь, но не зная как.
James Tom Murray: Оглушительно громкий треск льда, ломающегося под весом мальчугана, резко сменился оглушающей булькающей тишиной, и просто невообразимым мокрым холодом, который моментально окутал тело… Он накрыл с головой, проворно, словно хитрый зверек, пробираясь в самые теплолюбивые уголки тела: он проскользнул за шиворот, под мышки, на живот и в иные места, вследствие чего они практически моментально отказались чувствовать что-либо. Мальчишка, в общем то, умел плавать – было дело, научился на речушке, когда пару раз все же удалось удрать от Браунов, однако его, притупившееся после удара об лед сознание, теперь, в этом страшном холоде, и вовсе предпочло сбежать в неизвестном направлении. Тома лишь успел несколько раз дернуться, в отчаянной попытке ухватиться за край льдины, а за тем камнем пошел ко дну. Столпившаяся подле берега толпа невесть откуда взявшегося народа что-то громко обсуждала, охала и ахала, прикрывая рты руками, сначала из-за свалившегося в воду мальчишки, а потом и от того, что какой-то господин изволил, по собственной доброй воле, в такой мороз, нырнуть следом ради какого-то бродяжки! - Неслыханно! – Возмущались одни. - Храни его Боже! – Отзывались другие. Среди столпившегося народа, хоть какую-то помощь пытались оказать матросы с пришвартованного рядом парусника, трактирщик, и священник. Первые уже размотали веревки и кинули их поближе к проруби, чтобы, в том случае, если хоть кто-нибудь из нее вынырнет, смогли за них ухватиться, второй и третий, прихватив от тех же матросов теплые одеяла, теперь аккурат стояли на нижней пристани и внимательно смотрели на образовавшуюся прорубь. Внезапное барахтанье, и толпа отозвалась одобрительным вздохом – трактирщик, переняв тело мальчишки у неизвестного господина, тот час завернул его в плед и отдал священнику, который практически моментально скрылся в стороне постоялого двора. Подождав, пока матросы помогут выбраться и самому спасителю, которому собравшиеся на пристани теперь на перебой желали здоровья и тянулись пожать руку, а некоторые так и вовсе возмущались – все ли в порядке у него с головой, что с дорогом костюме прыгнул, неслыханно, за воришкой! Стараясь отгородить незнакомца от толпы, трактирщик протянул ему второй плед, и жестом пригласил в ту же сторону, куда только что унесли виновника всего этого торжества. - Идемте, Сэр, идемте! Вам надо согреться! – Немного тучный мужчина аккурат подталкивал “сэра” в сторону таверны. – Идемте! На ходу крикнув какому-то удивленному пацану, чтобы тот сбегал за доктором, трактирщик, имя которого, видимо, было толи Билл толи Филл, резко открыл дверь, пропуская господина внутрь, и указал на лестницу. - Поднимайтесь, Сэр, поднимайтесь! – Он, поднимаясь следом, обернулся к подбежавшей, пожилой женщине. – Роуз! Воды! Принесите горячей воды! И простыни, Роуз! - Да, Сэр. – С легким поклоном женщина уже собралась бежать, исполнять то, что ей поручено, но Билл (все же его звали Билл) резко окликнул ее снова. - Роуз! И полотенец! Не забудь полотенец. - Да, Сэр. – Она присела снова, и снова попыталась уйти выполнять приказ… - Роуз! И не забудь найти сухую одежду для этого Господина. - Да, Сэр. – Бедная женщина присела вновь и едва не упала, запнувшись, когда трактирщик окликнул ее снова. - И, да, Роуз. – Он едва перегнулся через перила. – Принеси нам что-нибудь согревающее. – В очередной раз подтолкнув мужчину вверх по лестнице, он вежливо повторил. – Идемте, Сэр, идемте. Вам нужно высохнуть и согреться. Он толкнул ногой дверь в просторную, освещенную камином и множеством свечей, комнату, служившую неким подобием гостиной и хозяйской спальни. Внутри творилась какая-то суматоха. Священник и какой-то непонятный, видимо немного пьяный мужчина, шныряли туда-сюда, не зная, что им делать. Священник, скинув снятые с мальчишки вещи, на какой-то стул, несколько раз с силой стукнул пацана по щекам, надеясь, что он очнется. - Вот ведь дело! – Трактирщик прикрыл дверь, и схватив веревку, принялся аккурат натягивать ее от одного угла комнаты до другого. – Сколько я раз говорил – этих бродячих мальчишек, спасет только хорошая порка, и тяжелая работа! Я прав, Сэр? – Он перевел взгляд на незнакомца и затараторил. – Проходите же, Сэр, проходите, не стойте в дверях! Трактирщик закинул плотную простынную на веревку и растянул ее по на всю длину, отгораживая пару метров у камина, так, чтобы их не было видно со входа и этой части комнаты. - Проходите Сэр, проходите. Раздевайтесь. Погрейтесь. – Он старался вести себя наиболее культурно и вежливо, прекрасно понимая, что перед ним далеко не мужик с соседней бойни. – Роуз сейчас принесет сухие вещи и что-нибудь горячительное. С этими словами он подбежал к двери, резко распахнул ее, и выкрикнул в коридор. - Роуз! Быстрее! Попросите Френсис помочь вам!!! – Билл обернулся и вытер взмокшие руки и повторил еще раз, уже более спокойно и уверенно. – Проходите, Сэр, проходите! Вам нужно согреться. – Он перевел взгляд на то, что творилось у него на столе. – Питер? Как мальчишка? Невысокий, седой мужчина, с приличным пузом, облаченный в рясу священника, печально покачал головой. - Боюсь, мой друг, что все напрасно. – Он откинул мокрые волосы с бледного, как мел, лица Тома. – Все это совершенно бесполезно. Мальчик не дышит. Встрепенувшийся от такой новости трактирщик подбежал ближе. - Как так понимать, не дышит?! Я послал за врачом! Эки дело! Приведите его в сознание! – Он возмущенно фыркнул. – Пороть их надо! Пороть и заставлять работать! А то ходят, попрошайничают, бедные-несчастные! Воры и бездельники! – Он вновь обернулся к незнакомцу. – Я прав, Сэр?!
Maximilian Murray: Передав мальчишку в руки зевак руки, Максимилиан схватил протянутую ему каким-то матросом руку, крепко сжал ее и одним движением оказался на мостках. Первое обжигающее ощущение прикосновения ледяной воды сменилось сейчас холодом, от которого перехватывало дыхание. Одежда липла к телу, с волос стекала вода и по телу расползалась мерзкая мелкая дрожь, начинающаяся с кончиков пальцев и заканчивающаяся где-то глубоко внутри. Сейчас было самое время, чтобы пожалеть о своем безумном и глупом поступке, который грозится обернуться мало что просто простудой, но, быть может, и тяжелым воспалением легких. Конечно, своя рубашка всегда ближе к телу, но разменять насморк на жизнь мальчика, пусть и маленького воришки, может быть не так уж и плохо... впрочем, размышлять сейчас об этом не особо получалось, все мысли занимало только одно: как бы согреться. Несколько секунд ушло на то, чтобы отплеваться от горькой, соленой воды и сделать пару глубоких вдохов, в надежде компенсировать недостаток кислорода в организме. Но холодный воздух, не дарил столь желаемого облегчения, лишь сковывая легкие ледяной цепью. Офицер раскашлялся и вяло отмахнулся от трактирщика, который пихал ему плед. Это сейчас ничем не спасло бы его: хорошая, интенсивная пробежка – вот что помогло бы согреться и заставить кровь, стынущую в жилах, бежать быстрее, но зеваки, охочие до происшествий и теперь столпившееся вокруг, не давали и шагу ступить. Да и хорош же он будет, если сейчас рванет прочь! Подумают, что он точно умалишенный.. Да и сапоги, полные воды, не давали особого простора для движений. Если бы графа сейчас столь настойчиво не приглашали в трактир, он бы и сам туда пошел: продолжать намеченный путь в таком виде и состоянии было решительно невозможно. Но постоянные подталкивания в спину и чрезмерная суетливость трактирщика только раздражали, однако и высказывать свое мнение и ссориться с незнакомыми людьми на пустом месте не хотелось. Поэтому Максимилиан только с досадой сдвинул брови к переносице, откашлялся и, обхватив себя руками, довольно быстро преодолел расстояние отделяющее пристань от дверей трактира. Тепло дома не принесло желаемого облегчения, показавшись больше каким-то издевательством. Короткая лестница была финальным этапом столь неожиданного происшествия. Конечно, граф не рассчитывал на шикарные хоромы, но он ожидал, как минимум, что ему выделят отдельную комнату: но трактирщик отчего-то решил привести его туда же, куда утащили мальчишку. Неужели считает, что у Максимилиана есть с этим парнишкой что-то общее? Трактирщик все болтал, но Максимилиан слушал его вполуха, даже и не думая давать ответы на его риторические вопросы и намереваясь заняться единственным важным для него делом: согреться. Вот только слова священника заставили мужчину встрепенуться, дернуться в ту сторону, где лежал безымянный мальчик. Как так: не дышит?! Что значит: бесполезно?! Получается граф прыгал в холодную воду просто так? Вот уж нет! Мальчик не был синего цвета, как бывает с большинством утопленников, кожа его приобрела нездоровый бледно-серый цвет, а около рта и носа было совсем немного прозрачной пены. Насколько Макс знал это все означало, что наглотаться воды ребенок не успел, от страха и холода спазм сковал его горло, не пропуская ни капли внутрь. И, если сердце не остановилось, то это не самый худший вариант... а если остановилось? Холодные пальцы офицера дотронулись до ледяной кожи мальчика, который был больше похож на маленький труп, чем на еще живого человека. Но то ли пальцы потеряли чувствительность, то ли пульса и вправду не было. Один удар в область проекции сердца: пан или пропал. Хуже мальчику все равно не будет.. Все в комнате удивленно замерли, не понимая, что происходит, а женщина, что возникла на пороге с ворохом тряпок и подносом, аж всплеснула руками. Кружка с горячим питьем шумного разбилась об пол, расплескав свое содержимое во все стороны. И вместе с этим маленький воришка едва слышно всхлипнул. Теперь, даже просто приложив руку к его худой груди, можно было ощутить как бьется сердце. - Кажется ваш способ работает, - Максимилиан усмехнулся трактирщику, который несколько секунд назад разглагольствовал о том, что «бить их надо», и сделал несколько шагов назад, отступая от утопленника. Пусть остальные им дальше занимаются. Трактирщик опять что-то затараторил, женщина охнула, отдала тряпки, часть из которых оказалась одеждой для графа, и опять исчезла. Кажется мальчик ухватил жизнь за самый кончик хвоста. Сколько времени прошло с того момента, как он рухнул в воду? Четыре, пять минут? Если и больше, то ненамного, иначе бы не дышал он сейчас: хрипло и надсадно, но все же - дышал. Скинув сапоги и всю мокрую одежду, растеревшись чистым куском материи, Макс, не переставая дрожать, переоделся в сухое и присел перед очагом, протянув к нему руки. Можно было, конечно, устроиться и в кресле, но так было ближе к злому, но живому огню, который едва только не касался кончиков пальцев офицера. И, в ожидании служанки, которая должна была повторить свой заход с кружкой, граф то и дело посматривал в ту сторону, где находился мальчик.
James Tom Murray: Сэр!!! – с жаром вскрикнул трактирщик, когда кулак Максимильяна уверенно впечатался в грудь беспризорника. – Вы же его убьете! Подошел к несчастной старушке мисс Роуз, которая держалась за сердце и не переставая охала, забрал у нее принесенные вещи, часть из них передал господину, а часть кинул на стол рядом с мальчишкой. Кстати о мальчишках – в дверях неожиданно для всех появился совсем-совсем малой, черноволосый, черноглазый, кучерявый мальчуган. В руках он держал стаканы и Джин, которые тот час поставил на небольшой столик близ камина, и быстренько стянув с плеча тряпку, вытер разлитый прежде алкоголь. Трактирщик цокнул языком, и перевел взгляд со своего юного работника, на горе-воришку. - Эки, ты посмотри, дышит! – Он усмехнулся, слегка прикрыв пацана тканью – нечего смущать случайных дам. – Правда, Сэр, я не имел ввиду ломать детям ребра. – Он учтиво покланялся, признавая, что действия незнакомца оказались куда более продуктивными. С лестницы донеслись шаги и возмущенные реплики. - Что за француз? Какой француз? Я не собираюсь лечить французов! С чего вы взяли, что этот бродяжка – француз? – В дверях появился невысокий пожилой мужичек, седые волосы которого были забраны в туго сплетенный военных хвост на затылке. Его лицо было в морщинах, а кожа, на удивление, смуглая и обветренная, словно бы он долгое время служил на флоте где-то в вест-Индии. Он был одет в темно-коричневое пальто, темные брюки и высокие сапоги. На руках были обрезанные в пальцах вязанные перчатки, а на носу красовались узкими оваликами очки. - Матерь божья! – он уставился на пацаненка. – Да какой же это француз! Это же ребенок совсем! Что случилось? – от метнул взгляд на трактирщика, потом на священника, и на мальчишку. Каждый из них наперебой тот час принялись рассказывать о случившемся, и каждый со своей колокольни. Лишь в одном они были схожи – мальчишка свалился в воду, а тот достопочтенный джентльмен, сидящий теперь у камина, его вытащил. - Ясно, понятно. Отойдите же от него! Что вы как на убогого смотрите! – От отпихнул рыжего паренька, который с интересом пялился на крест, висевший на шее у мальца. - Эй! Ауч… - Он обиженно уставился на врача. – Так он бежавший! Ну… из дома! У него на кресте написано: Дорогому Э.Дж.Эхарт! – Парень победоносно уставился на врача. – Он не француз! Он, верно, шотландец! Врач, что умело осматривал мальчика, и не менее уверенно растирал его спиртом, на мгновение остановился, и подтянув поближе к глазам крестик, прочитал, поправляя туда-сюда очки. - Неуч! Здесь написано: Дорогой Э. Джи. Эрхард от любящего мужа, графа Мюррея. – Он невозмутимо уставился на рыжего паренька, что залился краской. – Вам, молодой человек, не помешало бы научиться читать. А этот крест – всего лишь краденая вещица. Стоит потом сообщить об этом полисменам, я полагаю. А сейчас, прошу меня извинить. Он вновь занялся тем, за чем его сюда и позвали, внимательно осматривая мальчика и прислушиваясь к его хриплому дыханию. Он вновь и вновь растирал его спиртом, чаще всего в районе сердца, периодически прикладывал ухо к груди, слушая то сердцебиение, то дыхание, и морщился от хрипов, которые ему были слышны. - Жить он будет, но боюсь не долго. – Холодным тоном военного медика, старик окинул взглядом, в котором едва проглядывалось сострадание, которое он успешно прятал, мальчишку, и завернув его грудь покрепче в простыни, помог священнику завернуть «француза» в теплый плед и донести до кресла, которое, усадив туда паренька, пододвинули поближе к камину. Доктор, все так же скептически оглядывая мальчишку, равнодушно произнес: - Не обращайте внимание. У него шок. Может быть очнется через какое-то время… хотя я бы не стал сильно надеяться. Поклонившись, он поинтересовался, не нужна ли помощь Господину, и получив отрицательный ответ, поспешил удалиться, прихватив с собой за одно и мальчишек, и священника, который как-то слишком уж озабоченно поглядывал на мальчугана. Оставшись наедине с двумя странными гостями, трактирщик что-то задумчиво прохрипел, глядя то на мужчину, то на мальчика, и не менее задумчиво выдал: - Я пойду прикажу подготовить вам комнату, Сэр. За одно посмотрю, как дела внизу и вызову полисменов. Надо все же разобраться, кто это … француз. – Он усмехнулся, прислушиваясь к бормотаниям мальчика. – Эх. Француз-француз, а молится на английском… Актер! Он легко кивнул головой и вышел, оставив гостей одних… Сознание к Тома возвращалось на удивление медленно. Он невнятно бормотал строки из “Abide with me” и у него в глазах, чередуясь с разноцветными бликами, то и дело мелькали незнакомые лица, слышались голоса, но все это было как-то не здесь, не рядом. Он едва приоткрывая веки, медленно водил взглядом туда-сюда, ничего не осознавая, и закрывал их назад. Все, что он понимал, это то, что у него пекло в груди, и было очень холодно. Еще ему казалось, что он голый, потому что холодно было совсем уж везде, а еще… Сознание вновь на какой-то момент его оставило, и вернулось лишь с осознанием того, что он сидит, перед огнем, который уверенно потрескивает в камине. Сидит, мокрый, чем-то обвязанный так, что трудно дышать, завернутый в колючий плед, который крайне неприятно колит попу, да и к тому же сидит, вроде как, не один. Слабо моргнув, мальчуган медленно принял относительно-вертикальное положение, а не то скрюченное, в котором просидел несколько минут, моргнул. Моргнул еще раз и медленно повернул голову в сторону уставившись на незнакомого мужчину. События минувшего часа вдруг предпочли разом вспомниться, накрыв ребенка с головой, от чего тот, казалось, снова потерял сознание. Правда, на сей раз его выдавали глаза, бегающие от одного плеча незнакомца до другого. Тома медленно вспоминал, как засмотрелся на этого самого человека, перед тем, как отвлечь бедную женщину, как поскользнулся на обледенелых деревянных досках пирса, и свалился ледяную воду. Медленно, не чуть не быстрее, чем все предыдущие, заметил, что незнакомец был мокрый, словно бы тоже упал в воду… Тома, облизав губы, поморщился от резкой боли в голове, и набрав немного воздуха в легкие, поинтересовался, то и дело пропадающим хриплым голосом: - C'est toi supprimer moi d'eau? – Притупившееся, но все же не отсутствующее сознание Мюррея сочло, что желательно продолжать говорить на французском, хотя бы потому, что есть вероятность выглядеть более правдиво… и не накликать на себя беду, в виде пучка розг при всем честном народе. "Это вы вынули меня из воды" фр.
Maximilian Murray: Робкие возмущение трактирщика, а затем и болтовню прочих зевак, которые тот вроде бы и нужны все были, но которых было при этом слишком уж много, граф слушал вполуха. И, если бы не острая необходимость, то вся эта беспорядочная и бестолковая суета его только раздражала бы. Огонь в камине дрогнул, когда в очередной раз открылась дверь, пыхнул жаром прямо в лицо офицеру, но мужчина не отодвинулся. Хотя «снаружи» он уже согрелся и дотронься сейчас кто до его плеча – ощутил бы лишь тепло человеческого тела, но внутри еще жил мерзкий холод, грозящий обернуться простудой или какой другой дрянной болезнью. Э. Джи. Эрхард – как давно это было и как неожиданно и странно было услышать эти инициалы в захолустном трактире! Максимилиан вскинул голову, напрягся, но тут же замер, подавляя желание вскочить на ноги и убедиться во всем лично. Ни к чему этим людям, пусть и добрым, но очень уж простым и наверняка болтливым, знать подробности в реальности которых сам граф не уверен.. Теперь Максимилиан вслушивался в разговор так тщательно, что подпустил огонь слишком близко, и тот жадно облизнул его пальцы. Эта короткая, неожиданная боль словно привела мужчину в себя. Желание собственными глазами убедиться, что не доктор не ошибся, что он, в отличии от рыжего мальчишки до этого, прочитал все верно, становилось все сильнее. И страшно и непонятно... и невероятно. Украл? Быть может – отчего нет? Голова шла кругом. Граф повернулся, бросил короткий взгляд на мальчишку, которого как раз укутывали в плед, и тут же опустил глаза вниз, на свои руки. Нет на ребенке никакой ни печати, ни росчерка, подтверждающего его происхождение. Есть лишь одна вещица. Впрочем, если отправиться в приют, то легко можно будет подтвердить кто он: маленький воришка или.. даже думать об этом было как-то странно. И страшно: подумаешь, понадеешься, а судьба повернется на сто восемьдесят градусов, показывая тылы. Отмахнувшись от доктора и рассеяно бросив хозяину трактира: - Да, буду премного благодарен.. – офицер поднялся. На слова же про стражей порядка Макс внимания отчего-то не обратил. Трактирщик ушел и в комнате, наконец-таки, воцарилась долгожданная тишина. Мальчик все еще был без сознания и офицер, тихо подойдя к нему, пристально вгляделся в лицо. Не поймешь.. то ли кажется, ли и вправду знакомые черты.. хотя разобрать на худом, бледном лице что-то далеко знакомое было крайне тяжело. А вот крест, который Мюррей вытащил из-под пледа, говорил сам за себя: тут ошибки не было. Тонкая цепочка скользнула между пальцев, крестик упал обратно, а граф отступил на шаг. Затем еще шаг назад и еще. Наткнулся на столик со стаканами, не глядя протянул руку, взяв первое что подвернулось, и отхлебнул. Спиртное мигом обожгло горло, но зато, как ни странно, прояснило разум. А тут и мальчик зашевелился, очнулся – доктор пророчествовал напрасно. - Да, я, - подтвердил мужчина, ставя стакан обратно. Что-то спросить? Сказать? – Как ты себя чувствуешь? - хотя мальчишка довольно добро болтал на французском, Максимилиан предпочитал говорил на родном языке. – И лучше тебе говорить на английском, потому как... Дверь в комнату чуть приотворилась и появился хозяин. - Как мальчик? – трактирщик проскользнул внутрь комнаты и двинулся к беспризорнику, собираясь проверить как у того дела. – И там пришли господа из полиции... - Я поговорю с ними, - сообщил граф, отворачиваясь и поспешно натягивая мокрые сапоги. Приятного, конечно, мало, но не идти же к представителям власти босым! Разговор с двумя полисменами занял около четверти часа, во время которых пришлось не только представиться и в подробностях рассказать о происшествии, но и убедить мужчин, что этот мальчик – воспитанник работного дома, куда семья графа Мюррея уже вот почти десять лет отчисляет средства и поэтому граф считает нужным позаботиться о мальчике и вернуть его обратно. Совсем немного времени, но офицера, который так и не успел согреться, опять начало трясти от холода и он, убедившись, что мундиры стражей порядка мелькают уже где-то на улице, поспешил вернуться в комнату наверх. Как ни странно, но решение как надо поступить, четкое и окончательное, пришло именно в этой беседе. - Ну так, как тебя зовут? – граф вошел в комнату, с порога продолжив расспросы и даже не подумав о том, что за истекшие пятнадцать минут ребенок мог задремать.
James Tom Murray: Тома напряженно рассматривал собеседника – странный у того был видок, не как у обычного, среднестатистического, мистера. А вымокший, взъерошенный, замерзший, он сильно напоминал Мюррею самого себя. Мальчишка, правда, твердо помнил, что глаза у него не карие, да и волосы у него явно не походили на черные хвосты поросят. Да, точно… схожего мало – просто оба вымокли и замерзли, вот и мерещится всякое. Малец плотнее подтянул к себе плед, переводя взгляд на огонь. Говорить не хотелось, потому как состояние свое Тома мог оценить лишь только весьма скверными словами, которые произносить при новом знакомом было пока неоправданно глупо. Он лишь молча кивнул головой, показывая, что с ним все в порядке, но после резко обернулся, смерив незнакомца холодным взглядом. – «По-английски? А черта с два! Не буду я говорить по-английски! Можно подумать, ты меня потом защищать будешь от этих бармаглотов!» Паренек напыщенно фыркнул, хмуря брови. Сколько времени может потребоваться на то, чтобы выглядеть в глазах этого типа, да и всех остальных, впрочем, тоже, настоящим французом? Ни слова не понимающим по-английски? Впрочем, наверное сейчас, своим напыщенным видом Тома как раз и выдал себя в свете плохого лгунишки, ведь иначе как объяснить его поведение? Кроме обыкновенной реакции на слова? Да, пожалуй, никак. Сложно было скрыть и откровенное напряжение, вызванное замечанием трактирщика о том, что полисмены прибыли. Мюррей рад бы был сейчас только сладким пончикам со стаканом теплого молока, и ничему иному, посему, подтянув к себе колени, прикинулся, что спит, дабы не отвечать на многочисленные вопросы хозяина этого заведения, который кряхтя, топтался рядом с креслом, в котором сидел мальчишка, и то и дело заглядывал ему в лицо. Тома терпел, прикидывая, чем сейчас могут заниматься полисмены и этот кучерявый незнакомец, любопытство было так сильно, что стоило двери за трактирщиком, которому право надоело тратить время на спящего мальца, захлопнуться, как Мюррей, тот час вскочив на ноги и едва не запутавшись в пледе, подбежал к окну. Пусто. На улице их не было… «Странно, неужели за столом сидят?» - Он на мгновение оторвал взгляд от окна, к которому приходилось тянуться на носочках, потому что рост бы, откровенно говоря, низковатым, и обернулся на дверь. – «Или нет? Или увели куда?» Распираемый все тем же любопытством и не малым опасением, малец медленно проковылял к двери, тихонько открыл ее и вышел в темный коридорчик. Откуда-то снизу лестницы доносился уже знакомый голос, отвечающий на чередующиеся вопросы. Тома, забившись в тень, медленно приблизился к лестнице, и спрятавшись за боковой частью ее перил, аккуратно засунул голову между ее их столбцами, дабы наклонившись увидеть и услышать происходящее… Вид у полисменов был суровый – а как иначе? Даже в таких захолустьях стражи порядка не отличались добрым нравом, а потому, стоило незнакомцу упомянуть про работный дом, как на глазах у паренька сначала выступили слезы обиды, а потом… окутала невесть откуда взявшаяся ярость, дождавшись, пока мужчина попрощается с полисменами, Тома резко высунул голову (слава богу, что та не застряла, а то была бы потеха на всю таверну), и почти бегом вернувшись в комнату, тот час спрятался за дверью. Нет уж! Не дождетесь! В работный дом он не вернется! Шаги по коридору, распахнувшаяся дверь, невинный вопрос… Не задумываясь ни секунды, мальчишка, с боевым криком, наплевав на чертов плед, что завязанный через груд теперь норовил свалиться, набросился на мужчину, с силой пнув того в колено и с не меньшей силой стукнув в бок схваченной с полки вазой… - Я не вернусь туда, гад! Не вернусь!!! – Вопил Мюррей, вновь и вновь замахиваясь на незнакомца….
полная версия страницы