Форум » Regency Romance: игровое поле » "Мой дядя самых честных правил..." (эпизод завершен) » Ответить

"Мой дядя самых честных правил..." (эпизод завершен)

Фрэнк Рассел: Место: Имение барона Бэрхема в ***шире Время: январь 1815 года (предварительно, возможна более ранняя датировка)

Ответов - 26, стр: 1 2 All

Фрэнк Рассел: Смерть нередко влечет за собой возрождение. Не только птица Феникс восстает из пепла, дабы удивлять мир красотой своего оперения и божественным пением, но и надежды, казалось бы, рухнувшие с былых высот и втоптанные в прах суровыми обстоятельствами. Удар, постигший сэра Уильяма, двоюродного дядю и доброго крестного Фрэнка, сулил не только трехмесячный траур, как то приличествует благородному и, несомненно, благочестивому семейству, но и небольшую, но весьма емкую приписку в завещании почтенного барона. Если кто-то вздумал бы обвинить юного богослова в корысти, он нисколько бы не погрешил против истины. Но разве желание поправить свои финансы предосудительно для молодого человека, чувствующего, что его способности и, что немаловажно, потребности превосходят скромную участь и соответствующий ей доход сельского викария?.. Даже умри сопляк Генри от какой-нибудь простуды, рассчитывать на наследство лорда Бэрхема Фрэнку не приходилось: его старший брат не торопился покидать бренную землю, демонстрируя небывалую удачу в делах военных. Но младший Рассел недаром был любимцем своего дяди, чтобы отказать последнему в предсмертной щедрости, а свойственное ему честолюбие не позволяло отринуть этот замечательный шанс присовокупить к родственному благословению материальный стимул молиться за упокой души очередного обитателя фамильного склепа Бэрхемов. *** - Следуйте за мной, мистер Рассел. Дворецкий сэра Уильяма сверкнул лысиной и скрылся за повторотом. Фрэнк, сохранявший в меру трагичное выражение, следовал за ним, преодолевая давно знакомый путь до покоев дяди. В своих актерских дарованиях он не сомневался: Крайст-колледж подготовил немало клириков, а потому, по мнению Рассела, мог по праву соперничать с лучшими столичными театрами по части постижения тонкостей лицедейства. - Дядя, как только я получил письмо Генри, я сразу же примчался сюда, - молодой человек опустился на колени в изголовье широкой постели барона и в меру благоговейно приложился губами к ослабевшей руке лорда Бэрхема.

High Society: К младшему Расселу барон Бэрхем питал искреннюю привязанность, проистекавшую, как это обычно бывает, более из благодеяний, уже оказанных молодому человеку, нежели из его ответных достижений. – Фрэнк… – слабая улыбка озарила осунувшееся лицо сэра Уильяма, а узловатые пальцы судорожно сжали руку племянника. – Я знал, что на тебя можно положиться. Обстоятельства складывались так, что не старый в сущности еще мужчина оказался на пороге перехода в мир иной, как всегда, не вовремя. Время, которым, как полагал барон, он обладал в избытке, внезапно оказалось на исходе, и эта мысль сводила сэра Уильяма с ума до такой степени, что он приказал унести прочь из своей спальни часы с боем. Барон приподнялся на подушках и с натугой проговорил: – Помоги мне сесть, мой мальчик. Я пока еще не труп, чтобы лежать при важном разговоре, – криво усмехнулся сэр Уильям, – а нам предстоит именно это.

Фрэнк Рассел: Предстоящая важность разговора сама по себе напоминала далекий сигнал маячка, вселяющий в утомленного штормами матроса веру в наилучший исход плаванья. Сердце Фрэнка забилось от возбуждения, которое на его обычно меланхоличном лице отразилось слабым румянцем. Он самым заботливым движением, делающим честь не только любящему родственнику, но и будущему слуге Господнему, поправил подушки, так, чтобы сэру Уильяму было удобнее изъявлять свою волю, и помог ему присесть. - Дядюшка, вам, возможно, не следует утомляться... Принести вам воды? Или лекарства? - Рассел указал на небольшой столик, на котором ютились несколько склянок с содержимым, казавшимся мутно-болотистого оттенка в каминном отсвете. Сколько ни пытался Фрэнк вызвать в себе жалость к человеку, всегда, сколько он себя помнил, с великой нежностью и добротой относившемуся к семейству беспутного Рассела-старшего, ничего не получалось. Возможно, думал он, ему и придется испытать легкую грусть после того, как могильный камень скроет бренные останки барона Бэрхема, но сейчас собственная судьба беспокоила его куда больше всяких дешевых сентиментальностей.


High Society: – Нет, да… – непоследовательно проскрипел барон, затем все же расшифровал свои пожелания. – Скажи Парсонсу, чтобы никто не смел нас беспокоить, и налей мне бренди, а то эти пустоголовые ослы говорят, что мне вредно, и запрещают, – ворчливо пожаловался больной и мотнул головой в сторону. – Графин там… Слабое движение, казалось, подточило силы сэра Уильяма, и он откинулся на подушки, в изнеможении опустив веки. Однако через минуту его глаза вновь приоткрылись, явив племяннику сардонический и не утративший былой живости взгляд. – Вот скажи честно, Фрэнк, насколько мое положение может быть хуже? Не бери в расчет вариант с могильной плитой. Ладно, бог с этим, я не для этого тебя звал. Ближе к делу… Бренди! – сурово напомнил дядя, недовольный нерасторопностью молодого Рассела.

Фрэнк Рассел: В следующее же мгновение требуемый напиток уже заполнял собой небольшую рюмку, переливчато играя свечными бликами. Занавеси из тяжелого бархата укрывали умирающего от пронзительно-молочного тумана, обычного январского гостя в этой части графства; при такой заботе Картеру, камердинеру барона, за пару дней недуга хозяина пришлось извести не один десяток свечей, постоянно соскребая со стола затвердевшие капельки воска. - Прошу вас, дядюшка, - Фрэнк вложил рюмку в руку Бэрхема, но, посчитав того слишком слабым, готов был в любой момент придержать ладонь сэра Уильяма, дабы не расплескать бренди. Сама забота и по-мужски сдержанное беспокойство, помноженное на готовность стоически принять удар судьбы, Рассел являл собой идеальное воплощение родственника. - Не будьте так пессимистичны, уверен, доктор вас запугивает, чтобы вы больше платили за его услуги...

High Society: Милорд Бэрхем на удивление твердой рукою поднес бокал к сухим губам и отпил глоток. Мечтательно прикрыв глаза, он по всем правилам подержал драгоценную жидкость во рту и только потом пустил ее по пищеводу. – Запасы благословенного 1797 года, – удовлетворенно констатировал барон. – Хороший был год, да… Налей и себе, Фрэнк. Некоторое время сэр Уильям молчал, погрузившись в воспоминания и потягивая заслуженный бренди. Когда рюмка опустела, он с минуту разглядывал ее, а затем уронил на пушистый ворс ковра на полу. – Вот так и жизнь, – вздохнул дядюшка. – Только что полна, а через мгновение капли на дне. Впрочем, ты скажешь, что это Божья воля, и мне не следует роптать… Так тебе положено говорить? – дернул он уголком рта. – Не беспокойся, я не собираюсь роптать. Но я бы не хотел отправляться на тот свет, не уладив дело, которое с приближением конца все больше тяготит мою совесть, – хрипло выдохнул барон и ухватил племянника за руку. – Об этой тайне неизвестно никому, но тебе я доверюсь, как родственнику… и будущему священнику.

Фрэнк Рассел: Если и было в грядущем на его голову священстве что-то хорошее, так это доверие, которое люди все еще питали к лицам, облеченным саном. Фрэнк замер. Тайна, тяготившая совесть дядюшки, - это могло быть нечто, что дало бы его алчущему вызволения из пут обыденности племяннику ключ к лучшей жизни. То, чего Фрэнк так ждал. Быть может, дядя припрятал деньги от какой-нибудь махинации? Или зарезал кого-нибудь по молодости лет? А может... - у молодого человека перехватило дыхание - может, дядя ему вовсе не дядя, а самый что ни на есть родной отец? То-то же он всю жизнь столь нежно опекал младшего Рассела, даруя ему любовь, которой не удостаивались прочие дети кузины лорда Бэрхема. Не обращая внимание на упавшую рюмку и менее всего помышляя о бренди восемнадцатилетней выдержки, Фрэнк приготовился выслушать предсмертные откровения.

High Society: Меж тем барон Бэрхем, добившись от слушателя нужной концентрации внимания, начал свое повествование: – Я недаром упомянул 1797 год, Фрэнк, для меня он означает не только бренди… – лицо сэра Уильяма озарила улыбка, а в глазах появилось мечтательное выражение. – Твоя покойная тетушка была мне прекрасной супругой, грех жаловаться, но брак, который устроили нам наши родители, не был для меня первым. Прежде я встретил Марию… Той самой весной 1797-го. Мы были очень молоды, очень влюблены и очень неблагоразумны… Я знал, что отец не одобрит моего увлечения дочерью разорившегося джентри в тех стесненных обстоятельствах, в которых находилось наше семейство, но она… она была восхитительным созданием и не заслуживала карт-бланш. Мы обвенчались ровно через месяц со дня знакомства, хотя, боюсь, я так и не принес ей счастья, – барон испустил сентиментальный вздох. – У нас случилась размолвка, по какой-то совершенно пустячной причине, столь частой между влюбленными, и я уехал в Лондон, злой и разобиженный, но в глубине души надеясь, что расстояние и разлука примирит нас. Я ждал письма, из глупого упрямства не желая писать первым, но письма от нее все не было. Милорд махнул рукой, полностью признавая вопиющую нелепость своего поведения, и продолжил исповедь: – В Лондоне мне стало известно, что отец подыскал мне подходящую невесту из богатой семьи, и – увы, это не делает мне чести, – оказался настолько малодушен, что не смог открыть ему правду. Я начал ухаживать за мисс ***, хотя сердцем был рядом со своей милой Марией, и постепенно в свете наши имена начали связывать определенным образом, а сама мисс со дня на день ожидала от меня предложения. По своему легкомыслию я не задумывался ранее над подобным следствием своего поведения, а когда узнал, было слишком поздно… Тем временем от Марии пришло долгожданное письмо, и, – боже мой, – что за известие оно мне принесло… В скором времени я должен был стать отцом, и она умоляла меня приехать. Разумеется, я немедленно отправился в путь, и, увы, успел как раз к кончине бедняжки от родовых мук. Можешь ли представить мое тогдашнее состояние, Фрэнк? Сэр Уильям подавленно замолчал, судорожно комкая сухими пальцами простыню. Отсвет давнишнего горя лег темной тенью на его чело.

Фрэнк Рассел: Фрэнк спохватился, лишь когда рот его приоткрылся ровно настолько, чтобы придать его обычно меланхоличному облику выражение крайнего изумления, такого, будто его самого, вслед за старшим родственником, вот-вот хватит удар. Дядя состоял в тайном браке. Впрочем, это можно пережить - кто по молодости лет не совершает глупостей, по любви или из чрезмерной самонадеянности, вспомнить хотя бы ту историю с поддельными векселями, что помогла Расселу-старшему до срока сойти в сырую землю. Но наличие у него ребенка... И кто, кто это таинственное дитя? Сперва Фрэнк подумал, что Господь все-таки прочел его мысли, и сейчас сэр Уильям обратится к нему "сын мой" - но нет, это же было восемнадцать лет назад, а ему все двадцать четыре. Разочарование молодой человек немалым напряжением воли скрыл под маской тревоги. - Дядя, но что... - в горле у будущего преподобного запершило, он поморщился, сглотнул, прокашлялся и лишь после продолжил. - Дядя, что сталось с младенцем?

High Society: Сэр Уильям испустил новый душераздирающий вздох. – Верно, Фрэнк. Мы подходим к самому главному в моей истории. Что мне было делать? Я остался безутешным и растерянным вдовцом с крохотной девочкой на руках. Дитя ни в чем не было виновато предо мною, однако я не мог спокойно смотреть на ту, что отняла у меня возлюбленную. Я поручил ребенка заботам своей преданной няни, которая единственная была посвящена в тайну моей женитьбы, и уехал обратно в Лондон… Лицо барона исказила мука, и он жарко прошептал, с мольбой глядя на племянника: – Я достоин презрения, знаю, но прошу, не суди меня слишком строго. Я уехал в Лондон сразу после крестин малышки, где меня ожидал серьезный разговор с отцом касательно моих намерений в отношении мисс ***. Увы, я стал совершенно свободен и мог располагать собою по своему усмотрению, или точнее, по усмотрению моей семьи. Убитый горем, я не сопротивлялся и сделал молодой леди формальное предложение. Но не думай, о девочке я позаботился… – поспешно вставил дядюшка. – До шести лет Сара Фелиция оставалась на попечении старой верной Молли. Иногда я навещал ее, но встречи эти были мне в тягость, так как, чем дальше, тем больше своими чертами Сара напоминала мне о безвременно ушедшей Марии. После смерти Молли я устроил дочь в хороший пансион, и с тех пор присматривал за ней издали.

Фрэнк Рассел: Напрягшись всем телом, Фрэнк жадно внимал дядиной исповеди, которая, по всей очевидности, подходила к своей кульминации. Лишь после завершения рассказа стоило делать выводы и строить надежды, а потому будущий клирик терпеливо дожидался, когда отец Сары Фелиции переведет дыхание и снова нырнет в пучину юношеских воспоминаний. - Но что же сталось с вашей дочерью, дядюшка? Где она нынче? - Рассел ободряюще пожал руку барона, словно придавая тому сил и вселяя надежду на то, что ему, Фрэнку, всегда и во всем можно безоговорочно довериться.

High Society: – Не знаю, – простонал сэр Уильям. – До недавнего времени я был уверен, что мое дитя живет счастливо и беззаботно в Бате у миссис Кламп, но, как оказалось, это вовсе не так, и теперь мое отцовское сердце разрывается от тревоги. Я надеялся, что со временем обо всем расскажу твоей тетушке, – стыдливо прошептал любящий отец, – после чего смогу принять дочь под свое крыло и помогу ей занять то положение, которое принадлежит ей по праву рождения, но тебе не нужно описывать несгибаемый характер твоей тети… Подходящего случая так и не представилось, пока я не овдовел три месяца назад. Я немедленно отписал в Бат, но Сары Фелиции там уже не было! – горестно воскликнул он. – Лживые объяснения хозяйки пансиона меня совершенно не удовлетворили. Якобы моя девочка сбежала из Бата с каким-то прохвостом. Ложь! Наглая и беспардонная ложь, долженствующая прикрыть недобросовестность этой Кламп, – глаза барона загорелись фамильным бэрхемовским гневом. – Если б я знал, какой опасности, какому небрежному обращению подвергается мое нежное, невинное дитя! Но как я мог знать об этом? Как мог я предположить, что женщина, на попечении которой я ее оставил, настолько бесстыдно обманет мое доверие и выбросит ее на улицу, нисколько не беспокоясь о том, в чьи руки она попадет? На этой высокой и трагической ноте сэр Уильям остановился, прервав свою обличительную речь за нехваткой воздуха. От испытанного волнения на лбу у него выступили капли пота, а на шее вздулись жилы, грозя барону новым приступом.

Фрэнк Рассел: Сама забота, молодой Рассел немедленно схватил с приютившегося в углу секретера книгу и принялся обмахивать ею несчастного. Распахивать окно - в такую-то сырость - было бы совершенно бесчеловечно даже по отношению к умирающему. Картина прояснялась. Неведомая кузина Сара Фелиция пропала, и нынче дядюшка желал искупить свое небрежение судьбой дочери. Весьма благородно, но как именно он намеревается это сделать - или, что более вероятно, учитывая его состояние, о чем попросит его, Фрэнка?.. - Дядюшка, прошу вас, вам не следует так волноваться, - убедившись, что дышать лорду Бэрхему стало немного легче, молодой человек извлек из жилетного кармана платок и отер пот со лба родственника. - Воды, быть может?

High Society: Находящийся в чрезвычайном возбуждении джентльмен только отмахнулся от забот Фрэнка Рассела. – Что за маниакальная идея все время пичкать меня водой?! Быть может, я и одной ногой в могиле, но подталкивать туда вторую не надо, – возмутился милорд Бэрхем, тем самым доказав племяннику, что он еще не совсем при смерти. – Если хочешь мне помочь, то разыщи Сару Фелицию. Своему поверенному я уже оставил необходимые распоряжения, которые должны обеспечить будущее дочери в случае моей смерти. Хорошо обеспечить. Однако для Сары они не будут стоить дороже бумаги, на которой написаны, если она так и не найдется, – и барон вновь пал духом. Худое тело сэра Уильяма сотрясла дрожь, и он зябко подтянул одеяло повыше, кутаясь, несмотря на жарко растопленный камин. – Я пытался, Бог свидетель, я пытался, но… На Боу-стрит я по понятным причинам обратиться не мог, и сначала я ждал в надежде, что Сара объявится сама, а когда решился отправиться на розыски… – вместо продолжения милорд выразительно обвел взглядом спальню и остановился на столике с лекарствами, – сам видишь. Господь наказывает меня за многолетнее пренебрежение муками более горшими, нежели укусы тысячи скорпионов.

Фрэнк Рассел: Хорошо обеспечить будущее дочери. Зная щедрость дядюшки, можно было не сомневаться, что его раскаяние позволит блудной Саре Фелиции не только обставить дом в столице, но и сделаться недурной партией для ищущих семейного счастья джентльменов. А ведь эти деньги могли бы с большей пользой пойти в карман Рассела. В конце концов, из него выйдет больший толк, чем из девицы, бездумно сбегающей с заезжим франтом. - Дядюшка, не сомневайтесь, я приложу к этому все усилия, - Фрэнк подоткнул одеяло, после чего схватил с кресла плед и укрыл им ноги барона. - Но... но есть ли у вас какие-то бумаги, быть может, письма той миссис... Кламп? Свидетельство о крещении? Не знаю, насколько это поможет в поисках, но убедит мисс Сару в том, что я прибыл по вашему распоряжению.

High Society: Милорд Бэрхем издал горлом булькающий звук. – Разумеется, тебе нужно на чем-то основываться в поисках, Фрэнк. Это так на тебя похоже, ты всегда был очень и очень практичным. И в кого только? Явно не в оболтуса-папашу. И кузина, при всей моей любви в ней, ты уж не обижайся за прямоту, умом не блещет. Ну, да ладно, – не стал распространяться дальше барон, щадя сыновние чувства мистера Рассела. – Свидетельство о браке и метрика Сары Фелиции хранятся у поверенного вместе с завещательными распоряжениями, да и вряд ли тебе пригодятся. А вот о письмах той нерадивой особы я и сам подумал… Поди к секретеру и открой второй ящик. Да, тот, слева. Видишь лакированную шкатулку? Неси ее сюда.

Фрэнк Рассел: Молодой человек сделал все, как велел сэр Уильям. На его лице читалась лишь вполне объяснимая озабоченность, хотя вызвана она была не столько тревогой за душевные метания родственника, сколько предстоящими сложностями. А ведь их можно было бы избежать: свеча есть, поднести к ней метрику прыткой мисс - и никаких треволнений. - Вот, дядюшка, - держа шкатулку, словно священную реликвию, Фрэнк с благоговением опустил ее на колени полулежащего лорда Бэрхема.

High Society: Сэр Уильям пошарил в вороте распахнутой рубахи, вынул маленький фигурный ключик, висящий на простом шнурке, и отомкнул шкатулку. Содержимое ее составляли две пачки писем, перевязанные голубой лентой и бумажной почтовой бечевкой, серебряный медальон на витой цепочке, потемневший от времени, и две медные монетки в полпенни. Барон бережно достал медальон и, откинув крышечку, с нежностью прикоснулся губами к миниатюре на эмали, после чего передал Фрэнку. – Это Мария, – просто сказал он. – Портрет не передает всей прелести ирландской розы, как многие ее звали, но сходство и отчасти очарование сохранены.

Фрэнк Рассел: Если когда-нибудь пылким юношеским сердцем сэр Уильям был бы был возведен на пьедестал героя и образца для подражания, то нынче ноги этого колосса внезапно сделались глиняными, понуждая все золото и серебро низвергнуться наземь. Впрочем, Фрэнк невольно чтил вторую заповедь и кумира себе не творил, а зрелище целующего медальон дядюшки заставляло его невольно проникаться отвращением ко всякого рода сентиментальностям. Человек, которого он сколько-нибудь уважал, преждевременно впадал в детство, ибо иначе объяснить эту чувствительность и слезливость Рассел-младший никак не мог. Несмотря на это, он с благоговением принял из ослабших рук барона медальон, дабы лучше рассмотреть черты той, что некогда вскружила голову молодого Бэрхема. С портрета на него смотрело воистину прелестное создание, с пышной копной медно-рыжих волос, собранных в старомодную прическу, яркими синими глазами и чуть вздернутым носиком. Был ли нежный румянец вольностью художника или действительно украшал лицо модели, с ним или без него, "ирландская роза" выглядела поистине очаровательно. - Дядюшка... - после минутного созерцания промолвил Фрэнк, - вы позволите мне взять этот портрет? Ежели ваше дитя похоже на мать, мне будет проще опознать леди Сару, имея на руках изображение ее матушки.

High Society: Милорд нахмурился и решительно отобрал медальон обратно. – Неужели тебе недостаточно один раз увидеть, чтобы навсегда запечатлеть в памяти прекраснейшее лицо? – брюзгливо поинтересовался он. – Мне не нужно, чтобы ты наводнил мой дом рыжими девицами более или менее смазливого вида, мне нужно, чтобы ты отыскал именно мою дочь! Барон упрятал серебряную вещицу в шкатулку и вытащил оттуда связку писем, перетянутую бечевкой. – Вот, – заявил он, вручая племяннику письма, – то, что тебе действительно пригодится, Фрэнк. Это моя переписка с миссис Кламп, которая раскроет тебе подробности пребывания Сары Фелиции под ее кровом. Должен сказать, – после паузы признался сэр Уильям, нахмурив брови, – что некогда я принял некоторые меры предосторожности и поместил Сару в пансион под вымышленной фамилией. Моей дочери совершенно ничего неизвестно, и от тебя потребуется определенная деликатность… Впрочем, твой будущий сан служит мне достаточной порукой в этом деле. Барон вновь умолк и продолжил уже с видимой неохотой: – Касаемо побега Сары Фелиции… Объяснения миссис Кламп в письме показались мне совершенно неубедительными, однако, уверен, что при личном разговоре можно добиться большего. Итак, твой путь лежит в Бат, мой мальчик, – повелительно произнес милорд, – не мешкая, начни розыски там. В расходах я тебя не ограничиваю. Записку для миссис Кламп, удостоверяющую, что ты действуешь от моего имени, я напишу прямо сейчас. Подай бумагу и перо.



полная версия страницы