Форум » Regency Romance: игровое поле » Филантропия с французским акцентом » Ответить
Филантропия с французским акцентом
Салли Хоукс: 29 января 1815 года, вечер. Продолжение эпизода «Место преступления».
Ответов - 37, стр:
1 2 All
Салли Хоукс: Переулок, где нашла убежище мисс Хоукс, оказался безлюдным тупиком, оканчивающимся плотно сомкнутым рядом неприветливых обшарпанных фасадов старых домов постройки после Великого Пожара.* Покружив на месте в тщетных поисках лазейки, Салли была вынуждена повернуть назад. Крадучись и обмирая от страха, она осторожно высунулась за угол, все еще прячась в тени узкого проулка, но преследователя нигде не было видно. Разумеется, это могло быть коварной уловкой охотника, и Салли отчаянно завертела головой, стараясь глядеть во все стороны одновременно, чтобы не упустить ни малейшего признака угрозы. Однако среди спешащих по своим делам людей не нашлось ни одного, кто бы заинтересовался съежившейся фигуркой маленькой актрисы. Мисс Хоукс с облегчением вздохнула и, расправив плечи, вышла на освещенную часть улицы, стремясь смешаться с толпой, и тут заметила ту самую женщину, которую недавно чуть не сбила с ног. Казалось, та смотрела прямо на нее, и Салли вновь похолодела, а сердце ухнуло куда-то вниз и забилось часто-часто. * Великий лондонский пожар, бушевавший со 2 по 6 сентября 1666 года и уничтоживший почти весь Лондон. По свидетельствам современников, лишь 67 акров из 450, на которых располагался Лондон, оставались нетронутыми огнем. Сгорело более 13 тысяч домов, от 89 церквей остались лишь груды камней, от 44 конюшен со всей их роскошью – зола. Один из крупнейших средневековых городов Европы лежал в руинах и после пожара практически был отстроен заново.
Эуфемия Харпер: Вглядываясь в фигурку девушки, Эуфемия пыталась угадать действительно ли та является душевно больной или же это всего лишь выдумка преследователя, внешний вид коего не вызывал у бывшей натурщицы доверия. Рыжеволосая незнакомка, казалось, была до ужаса перепуганной и держалась из последних сил, хотя страх и придавал ей решимости. Он же придал решимости самой мисс Харпер, когда она, легко ступая, приблизилась к девице. Если та действительно окажется больной сестрой непонятно чьего приятеля, то оставался маленький шанс того, что, быть может, если она, Эуфемия, поспособствует ее возвращению в семейное лоно, ей заплатят. Хотя шанс этот был весьма и весьма ничтожен. - Простите, мисс, - начала Эффи, пристально смотря в глаза девушке – Вам не нужна помощь? Это было сказано с улыбкой на бледных губах, которой рыжекудрая бывшая муза, пыталась придать мягкости своим словам. Однако из-за голода и подступающей к горлу тошноты, вкупе с головокружением, эта улыбка больше напоминала гримасу измождения, нежели чем ободряющий призыв к доверию.
Салли Хоукс: На секунду Салли замерла, – точь-в-точь лиса, застигнутая гончей, – но затем поняла, или, скорее, почувствовала, что от незнакомки не исходит никакой угрозы. Помочь? Она до боли прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Разве можно вернуть Сьюзен к жизни или хотя бы сделать так, чтобы она, Салли, пришла на час позже, чтобы не видеть… О, об этом лучше не думать, иначе она хлопнется в обморок тут же, в липкую уличную грязь. – Он… ушел?.. – выдохнула Салли вместе с облачком пара в стылом зимнем воздухе и беспокойно огляделась.
Эуфемия Харпер: Мисс Харпер с интересом и вниманием посмотрела на незнакомую девушку. Разумеется, рыжеволосая муза не была знатоком поведения постоянных клиентов Бедлама, однако даже ее неискушенного взгляда было достаточно для того, что бы усомниться в словах преследователя. Девушка очень нервничала и, казалось, была напугана, однако не выглядела невменяемой. Уж скорее сама Эуфемия со своим голодным взглядом и дрожащими от холода руками, казалась странной и подозрительной. Но тем не менее … Тем не менее, внешность была обманчива и посему бывшая натурщица преминула вступить с меднокудрой незнакомкой в разговор, дабы окончательно укрепить свою мысль о ее нормальности, а так же распрощаться с идеей помочь бедным родственникам в поимке сумасшедшей сестрицы. - Да, мисс, не волнуйтесь. Может быть, я Вам могу помочь? – повторив свой вопрос, молодая женщина шагнула ближе к незнакомке, осторожно и даже робко, так как боялась, что подобные активные действия могут вызвать у последней отторжение и страх.
Салли Хоукс: Салли перевела дух и судорожно всхлипнула. Казалось, время, почти остановившееся, тягучее, как патока, перевело дух вместе с ней, и понеслось сначала вскачь, как ручей из запруды, завихряясь и бурля, стараясь наверстать упущенное, но затем постепенно успокаиваясь и возвращаясь к своему привычному мерному ритму. – Так вы видели… – прошептала Салли, отводя глаза, и вдруг, повинуясь порыву, взмолилась. – Прошу вас, проводите меня хоть немного, мэм. Я… я не могу вам ничего объяснить, но поверьте, я не сделала ничего дурного. Наоборот… – она остановилась, ощутив, что еще одно слово, и по ее щекам потекут безудержные слезы. От слез у мисс Хоукс было верное средство: съесть что-нибудь сладкое. Средство с той счастливой поры детства, когда любые беды и неприятности горьки, но исчезают с первыми лучами следующего дня. Девочкам из пансиона миссис Кламп редко доставались лакомства, и даже маленький кусочек приносил больше радости, чем Луккулу все его яства. – Я бы съела чего-нибудь, – призналась Салли, немного стыдясь сейчас своей привычки. Можно подумать, что она из ужасного племени, описанного мистером Дефо в его знаменитой книге, если при виде мертвого тела подумала о еде.
Эуфемия Харпер: Надо признать очевидное – мы готовы забыть все горести невзгоды других, когда нас самих одолевают подобные же трудности и невзгоды. Мисс Харпер, видя замешательство и испуг незнакомой девушки, почувствовала к ней нечто похожее на жалость, однако едва только с уст рыжеволосой девицы сорвалось: «Я бы съела чего-нибудь», вся жалость улетучилась в одно мгновение, уступив место, всколыхнувшееся волне голода, а затем жгучему стыду. Как признаться, что у тебя нет ни одной монетки и что ты готова была вот-вот отдаться первому встречному, только лишь ради того, чтобы купить кусок черствого, тяжелого хлеба или же получить миску жидкой похлебки, чтобы хлебать ее в компании таких же отверженных? Как признать в этом и при этом побороть желание кинуться перед этой девушкой, к слову говоря одетой не так уж и плохо, на колени, прося и умоляя накормить. Голод страшен, особенно тогда, когда ему не видишь конца. - Я не хочу, есть, мисс, - покачала головой Эуфемия и поджала губы, борясь с подступающим к горлу комком. Она боялась расплакаться, боялась, как бы девушка не поняла, чем именно вызван этот неловкий и даже не вежливый отказ. - Но, - бывшая натурщица принудила себя улыбнуться – я могу проводить Вас, если хотите … Только куда? Эффи даже не спросила. Какая разница куда? Будь незнакомка хоть Дьяволом во плоти, сейчас это не остановило бы бывшую музу. Покорность перед Фортуной лишила женщину сил сопротивляться.
Салли Хоукс: – Спасибо, мэм, вы так добры, – произнесла Салли и с благодарностью улыбнулась Эуфемии, хотя улыбка вышла дрожащей и вымученной. – Умоляю, уйдем отсюда как можно быстрее, – она тревожно огляделась, не в силах избавиться от страха. Будет ли она бояться меньше, когда окажется в тридцати ярдах от этой улицы? Затворившись в тепле своей каморки? На сцене Друри-лейн? Или же она обречена до конца жизни с замиранием сердца выискивать среди кружащейся вереницы лиц те, что навеки впечатались в ее оцепеневшую от ужаса память в квартирке Сьюзен Бример. Салли взяла свою случайную спутницу под руку, цепляясь за нее, как тонущий в бурном море. В некотором смысле так оно и было: сейчас мисс Хоукс ощущала себя жалким обломком кораблекрушения, который несется по воле волн, чтобы быть неумолимо разбитым о прибрежные скалы. – Прошу вас, пойдемте, – повторила она, всхлипнув. – Куда угодно, только подальше отсюда.
Эуфемия Харпер: Эуфемия кивнула и позволила девушке увлечь себя за собою. Лондонская толчея, людской смех и крики, лошадиное ржание. … Все это причудливо смешивалось в яркий, дразнящий калейдоскоп, от которого кружилась голова и, с непривычки, становилось дурно. Идя под руку с рыжеволосой спутницей, Эффи, невольно навалилась на ее плечо своим, ища в хрупкой девушке нужную опору. Не приятная горечь разливалась от основания языка до его кончика, оставляя во рту мисс Харпер тяжелый, раздражающий вкус. Дабы отвлечься от него, молодая женщина принялась смотреть по сторонам, желая занять свои глаза и разум, мысли коего упрямо отвлекались на стоны пустого желудка. Вот идет джентльмен. Его волосы пропитаны жирной помадой, отчего даже в скупом вечернем свете, блестят жирным блеском. На нем желтые перчатки, цвета сливочного масла. Лучшего сливочного масла. Если его намазать на кусочек хрустящего хлеба, а затем поднести ко рту … Нет! Мисс Харпер легко тряхнула головой, отгоняя мысль о еде, что внушала ей такие мучения. Нет, она будет думать сейчас о другом. Она просто посмотрит на что-нибудь иное…. На что-нибудь вроде тех кружащихся шариков, что так назойливо лезут в глаза, заставляя, жмурится, как кошка на солнце. Они так ослепительно сияют. Они такие яркие и так завораживают взор, что хочется устремиться за ними, взлететь и кружиться в воздухе над головами по вечернему хмурых горожан. Бывшая натурщица вдруг ощутила тело свое легким, как перышко из перины. Ей почудилось, как ступни сами собой отрываются от мостовой, а сама она взлетает на встречу загадочным солнечным шарикам. И пока в мыслях своих измученная голодом несчастная парила над землей в окружении сияющих сфер, тело ее вдруг похолодело, лицо стало мертвенно бледным, а руки свела ледяная судорога. Ноги музы подкосились, и она безвольно опустилась прямо на грязную мостовую, лишь взмахнув в воздухе длинными прядями огненных волос.
Салли Хоукс: Когда Эуфемия вдруг тяжело навалилась на нее, а затем осела на землю, мисс Хоукс совершенно растерялась. До этого момента ей и в голову не приходило, что обе рыжеволосые девы были, что называется, в ситуации, когда слепой ведет хромого. – Мэм, мэм? – позвала она, наклонившись над неподвижно лежащей женщиной, и даже попыталась приподнять ее за плечи. Увы, груз был неподъемен для хрупкой актрисы, и Салли едва не свалилась рядом. Чертыхнувшись, она требовательно посмотрела вокруг в поисках добровольца, на которого можно взвалить заботу о ее новой знакомой хотя бы до ближайшей таверны. Одно было хорошо: поглощенная новой проблемой, мисс Хоукс ненадолго перестала думать о собственных неприятностях. Так удар молотком по пальцу избавляет от зубной боли. – Помогите! Кто-нибудь… – реплика прозвучала не столько жалобно, сколько обвиняюще и сердито, поскольку никто из прохожих до сих пор сам не бросился на помощь.
Клод-Луи де Монтеран: Направляющемся по своим делам лондонцы, не смотря на требовательный призыв мисс Хоукс, не спешили превращаться из случайных зевак в непосредственных участников этой скорбной мизансцены. Подтверждая укоренившееся мнение о том, что обитатели столицы – люди сплошь черствые и жестокосердные (а на самом деле всего лишь приученные жизнью по возможности избегать неприятностей). Однако живописная пара из двух рыжих женщин, одной распластавшейся на мостовой на краю тусклого круга света, отбрасываемого старым масляным фонарем, и второй, в растерянности склонившейся над этой первой, хоть и оставила безразличными пешеходов, привлекла внезапно внимание всадника в модном длиннополом пальто. Графа де Монтерана отличала от прочих зрителей любительского спектакля под названием «голодный обморок» любознательность иностранца и великодушие отчаянно скучающего человека. – Эй, посторонитесь, - лениво прикрикнул он на двух джентльменов, некстати остановившихся поглазеть на щиколотки бесчувственной Эуфемии, обнажившиеся после очередного порыва январского ветра. Зеваки предусмотрительно шарахнулись от недобро всхрапнувшей у них за спиной лошадиной морды, освободив Клоду-Луи путь под фонарь. – Что случилось, мадемуазель? Что с вашей… ммм… сестрой? – Рискнул предположить подобное родство француз, завороженный рыжим сходством обеих девушек.
Салли Хоукс: Мисс Хоукс, наконец, оставила бесплодные попытки привести в чувство Эффи и обернулась к подъехавшему джентльмену, в котором акцент и обращение «мадемуазель» выдавали иностранца, равно как и покрой длинного пальто. Благодарность за отклик сменилась мгновенной вспышкой раздражения за недогадливость и медлительность мужчины. К чести актрисы, ей и не вздумалось распространять свое недовольство на несчастную мисс Харпер, хотя та упала в обморок совершенно некстати. – Моей подруге стало дурно, – кратко ответила Салли, поясняя выразительную картину на тот случай, если всадник страдает слабым зрением, а не проявляет праздное любопытство.
Клод-Луи де Монтеран: – Всего лишь? – широко усмехнулся Клод-Луи, спешиваясь и набрасывая повод на шею коню. – Это дело поправимое, не так ли? Буквально на днях грабитель сначала пытался пырнуть девицу ножом, и отчасти преуспел в этом, а уж потом она рухнула в обморок. Вспоминать об Анне Герберт, особенно расставшись ней несколько часов назад (как обычно, походу повздорив с ее несносным братом), генералу не хотелось. Сознательно не хотелось, но подсознание – штука тонкая, и словно нарочно подбрасывает нам поводы вспомнить о том, о чем, что мы дали себе слово поскорее выбросить из головы. Но в любом случае расплывчатый рассказ о собственном недавнем приключении не помешал французу склониться над бесчувственной Эффи, вглядываясь в ее бескровно-бледное лицо. Каким бы не оказался повод этого обморока, будь то болезнь, беременность или просто перетянутый корсет, залеживаться на стылых камнях девушке не стоило. Привычно сбросив пальто, которому, видимо, на небесах было предопределено ни дня не оставаться чистым, де Монтеран укутал им Эуфемию, а затем осторожно подхватил рыжеволосую деву на руки. – Ловите извозчика, мадемуазель. Думаю, ваша прогулка закончилась.
Салли Хоукс: – Думаете, ее можно куда-то везти в таком состоянии? – усомнилась мисс Хоукс, однако в том, что Эффи не стоит продолжать валяться на холодной мостовой, она была полностью согласна с французом. Заметив в поле зрения выворачивающий из-за угла кэб, Салли отчаянно замахала рукой, подпрыгивая на месте. Видя, что возница не обращает ни малейшего внимания на рыжую пигалицу, актриса крикнула хорошо поставленным голосом с интонациями шекспировского Ричарда III, как известно, готового пожертвовать многим ради средства передвижения: – Эй, стой! Стой, кому говорят! Кучер лениво повернул шею и, громко причмокнув, направил лошадь в сторону разношерстной компании.
Клод-Луи де Монтеран: – Мадемуазель не выглядит умирающей, - обнадежил Салли Клод-Луи. – Для начала стоит опробовать на ней что-нибудь из дурно пахнущих дамских штучек или просто холодную воду… Если не поможет, придется вызвать врача. Ни то, ни другое, ни третье де Монтеран не считал уместным проделывать на холоде и в темноте. Кэб тем временем подкатил поближе, и физиономия кучера подобрела. Этот человек обладал недюжинным опытом распознавать, кто богат, а кто беден, по незаметным, но характерным мелочам в облике лондонцев, и сходу счел француза «платежеспособным» пассажиром. – Куда едем, мистер? – осведомился он, с ленивым интересом поглядывая на рыжеволосую ношу в руках мужчины и такую же рыжевололсую девицу рядом с ним. – А и правда, куда? – граф устроил Эуфемию на сиденье и протянул руку мисс Хоукс, помогая взобраться в кэб.
Салли Хоукс: Простой вопрос превратил мисс Хоукс в подобие соляной статуи. И, правда, куда? Адреса незнакомки Салли не знала, нюхательных солей с собой не носила, а побрызгать в лицо бесчувственной женщине водой из ближайшей лужи сочла чересчур радикальным решением. Амелии Кертис, например, – с радостью, а совершенно посторонней даме – нет, не стоит. Однако самаритянское милосердие Салли имело свои пределы: на Холборн-стрит оно не распространялось. Препятствием служили скромные размеры квартирки и бдительный домохозяин. На француза обратился лучистый взгляд невинных синих глаз, прощупывающий границы его милосердия. – Не знаю, – честно ответила Салли.
Клод-Луи де Монтеран: – То есть? – не сразу сообразил де Монтеран, переваривая новость о том, что девушка не знает адреса подруги. Впрочем, такое вполне возможно. Свой адрес она тоже не спешила называть, значит… Генерал еще раз глянул на бесчувственную женщину. Чтобы окончательно убедиться, что она уж точно на вопросы отвечать не в состоянии. – Ну… Тогда на Вигмор-стрит, дом тридцать второй… Обладательница невинных синих глаз была, признаться, не похожа на леди. Из тех, что шагу не ступят там, где можно ненароком запятнать репутацию. Поэтому уточнять, что Вигмор-стрит – адрес его собственного дома, и он обитает там совсем один, не считая прислуги и дворецкого, француз не стал. Не полагаясь на благоразумие скакуна и великодушие англичан, Клод-Луи привязал своего вороного к облучку кэба, доверяя кучеру присматривать за его драгоценной четвероногой собственностью, а сам забрался к женщинам в экипаж. – Все еще в обмороке? У меня есть коньяк, попробуем его, - удостоверившись, что его вопрос оказался риторическим, решил граф, открывая небольшую плоскую флягу – верную спутницу всадника зимой. Пока он удобнее устраивал голову Эуфемии на своем плече и приноравливался к ее губам горлышком фляги, у мужчины нашлось время на еще один, гораздо менее риторический вопрос: - Как ваше имя, мадемуазель?
Салли Хоукс: – Салли Хоукс, – не жеманясь, откликнулась актриса, хотя по правилам, заученным в пансионе, представляться первым должен был джентльмен, да и то не самостоятельно. Но пансион был далеко. К тому же француз выступал сейчас не в роли джентльмена, а роль доброго самаритянина, наверное, дает поблажки. Без вопросов мисс Хоукс приняла и названную цель путешествия, – Вигмор-стрит, так Вигмор-стрит, – пока нерасторопный прежде джентльмен развил в экипаже чрезвычайно бурную деятельность. – Может, дать сначала понюхать? – посоветовала Салли, наблюдая за манипуляциями француза с фляжкой. Она брезгливо сморщила нос: пристрастие Стивена Вейра к джину привило мисс Хоукс стойкое отвращение к алкоголю, и она полагала, что мерзкий запах подействует не хуже флакончика с солями. Ради справедливости следует отметить, что выдержанный коньяк сильно отличается от дешевого джина, но Салли эти тонкости известны не были.
Клод-Луи де Монтеран: - Клод-Луи де… Впрочем, это слишком длинно, - решил не мучить собеседницу француз. – Месье Клод будет достаточно. «А папаша Клод – забавно, - услужливо подсказало воображение. - Ничего не поделаешь, девочка совсем еще молоденькая, жизнью неизбалованная, от запаха «Ложи де Монтифо» морщится, ишь ты!» - Если бы мне поднесли под нос такой коньяк, я бы немедленно очнулся, - пробормотал генерал. - Но вот ваша подруга… Не уверен. Ароматная жидкость смочила губы Эуфемии, но де Монтерану этого эффекта показалось недостаточно, и он надавил сильнее, вынуждая женщину приоткрыть рот и сделать судорожный глоток.
Эуфемия Харпер: Золотистые солнечные шарики, что так привлекли Эуфемию еще совсем недавно, превратились в воображении женщины в назойливых солнечных шмелей, с грудным гудом носящихся вокруг нее. Эта золотоносная ватага, жужжа, норовила забраться то в тонкие ноздри женщины, то в слегка приоткрытый рот, будто ища там пристанища для своего роя. Одному из шмелей, удалось проделать сей волнующий маневр и, угнездившись в розоватой полости, вонзить своё жало в нежную, влажную плоть уст. Обжигающий яд пчелиного жала, явственно отдающий коньячным духом, наполнил рот молодой женщины, заставляя ее, ослабевшую от голода и слабости, очнуться от своего забытья. Эуфемия вздрогнула всем телом и, слегка приоткрыв глаза, уставилась на незнакомого мужчину склонившегося над нею с флягой в руке. С минуту молодая женщина смотрела на незнакомца, силясь собраться с мыслями, а затем, все еще во власти чужеродной дрожи, тихо, но отчетливо застонала. - Где я? – вслед за стоном сорвалось с губ Эуфемии. Легкая, но довольно таки ощутимая боль сковывала ее тело, заставляя кривиться от неприятных ощущений. Видимо падая, рыжеволосая муза достаточно сильно ударилась спиной о мостовую, хотя тогда, прибывая во власти обморока, даже не почувствовала видимого дискомфорта.
Клод-Луи де Монтеран: – В кэбе, - ответ де Монтерана был честным, прямолинейным и ничего не объясняющим. – Пейте, это вас взбодрит. Фляга не спешила покидать отведенного ей у женских губ места, и сопротивления генерал не терпел. Впрочем, вздрагивающая в «почти объятьях» настойчивого врачевателя женщина вряд ли в состоянии была сейчас его оказать. – Еще пара глотков, и я вас отпущу, - пообещал Клод-Луи вкрадчиво, с ловкостью опытного мучителя продолжая вливать в свою жертву дорогой коньяк.
полная версия страницы