Форум » Regency Romance: игровое поле » Визит дамы (эпизод завершен) » Ответить
Визит дамы (эпизод завершен)
Фредерик Леметр: Место действия: особняк месье Леметра на Хафмун-стрит. Время действия: 24 января 1815 года. Десять вечера. Участники: Оливия Валентайн, Фредерик Леметр.
Ответов - 23, стр:
1 2 All
Фредерик Леметр: Зимний Лондон, серый и унылый в свете дня, после захода солнца приобрел мрачную и опасную притягательность. Бархатная тьма опустилась на ночные улицы, искажая ясные черты дневного города и проявляя его ночное лицо. Но подходя к домам, согретым присутствием людей, темнота из зловещей и враждебной превращалась в милую гостью, по-свойски заглядывающую окна, дабы оттенить свет ярко зажженных свечей в поставце и огонь жарко растопленного камина. Такой темнота выглядела и из окон уютного особнячка на Хафмун-стрит, хозяин которого ждал нынче и другую гостью, менее эфемерную, из плоти и крови. Кратко, но емко выразив особые пожелания насчет предстоящего ужина, месье Леметр предоставил прислуге хлопотать о трапезе и гадать о личности будущей визитерши. Сам же Фредерик, отрешась от суеты текущего дня, в глубоком кресле у камина погрузился в изучение «Записок о галльской войне» Цезаря, коим отдавал предпочтение перед «Государем» небезызвестного итальянца, каким бы странным это ни показалось некоторым его знакомым. «Государя» Леметр находил занимательным и полезным, но не более. Спокойный вечер, вкусная еда и покладистая женщина под боком. Что еще нужно для полного довольства жизнью? Так думал Фредерик, лениво перелистывая плотные страницы издания ин-фолио. Спокойный вечер наличествовал, еда – судя по упоительным ароматам, дразнившим ноздри, – тоже, дело оставалось за малым – за женщиной. Женщиной, которая обещалась быть и которая не посмеет не прийти.
Оливия Валентайн: Утро, обычное серое утро началось с весьма неприятного пробуждения. Ночью ее преследовали кошмары и надежда на то, что новый день унесет их с собою в черное небытие ночи, растворилось с вялыми молочными лучами зимнего утра. Сны, а точнее липкие видения посеяли в ее душе и без того растревоженной событиями предыдущего дня, страх и уныние. Почему, когда человеку уже кажется – вот она заветная дверь, а за нею мое счастье, оказывается все не так просто. То ключ от этой двери потеряется, то за ней окажется страшное чудовище. Для графини этим чудовищем стал француз. И чем привлекательнее казался он ей внешне, тем сильнее ей мерещилась его уродливая и отвратительная внутренняя сущность. Долго же она разлеживаться, предаваясь унынию не стала. Вызвав горничную и передав ей наспех начертанную записку, Оливия приказала ее никому не беспокоить, кроме управляющего. Тот не заставил себя ждать. Пол часа спустя запершись в кабинете мужа, графиня допытывала управляющего о состоянии ее дел, обо все, что только могло хоть как то ей помочь. Спустя пару часов мистер Хокс покинул дом графини, явно озадаченный, но не посмевший удовлетворить свое любопытство. Надо сказать, что после визита управляющего, настроение графини не улучшилось. Слугам оставалось лишь ходить на цыпочках и не мешать придаваться мадам ее странной меланхолии. Однако, в половину девятого Оливия словно очнувшись, вызвала горничную и вполне повседневным тоном приказала девушке готовить экипаж. Более того, одеваясь и собираясь, графиня Валентайн выглядела очень оживленной – лихорадочный румянец и яркий блеск в глазах только способствовали этому. У нее было достаточно времени, чтобы все обдумать и решить для себя. Ровно в десять ее экипаж остановился перед крыльцом маленького, но впечатляющего дома на Хафмун-стрит. Помедлив, прежде чем выйти из него и направиться по тропинке в преисподнею, графиня еще раз подумала – может ли она не пойти?! Страшное слово из ее слов зазвучало в ушах очень четко. То, как она оказалась перед дверью графиня не помнила, но резкий звук дверного колокольчика вернул ее на землю грешную.
Фредерик Леметр: Входная дверь бесшумно открылась, приглашая Оливию войти в скупо освещенный холл. Из полумрака выплыл мистер Брау. – Добрый вечер, миледи. Прошу вас, входите. Ничто в вышколенном дворецком не выдавало того облегчения, которое он испытал при виде гостьи. Визит, совершаемый тайно и в неподобающем уединении, а также приказ хозяина не беспокоить после ужина могли означать лишь одно, и теперь мистер Брау был приятно удивлен. Он строго напомнил себе, что мистер Леметр, каковы бы ни были его интересы на стороне, не позволил бы пригласить в свой дом вульгарную жрицу Киприды. Речь шла не больше, не меньше как о любовном свидании, а посему требовалась особая деликатность и такт. Брау, таивший в своей душе где-то очень глубоко романтическую струнку, мечтательно вздохнул. – Мистер Леметр ожидает вас в библиотеке, миледи. Позвольте вашу накидку, и я укажу вам дорогу. Молодцеватый лакей, отворивший дверь, всей фигурой выразил готовность принять от такой красотки что угодно, не только накидку. Романтической жилки мистера Брау он был лишен, но вкус хозяина горячо одобрил.
Оливия Валентайн: Английская прислуга в хороших домах умеет скрывая свои эмоции и чувства, прекрасно их выражая. Графиня, до сих пор находящаяся в легком волнении, представ пред лицом незнакомого слуги, испытала всю гамму чувств в обостренной форме и внезапно – его слова, а точнее тон смогли предать ей уверенность. Оливия не спешила расстаться со своим меховым палантином, но хоть и терпеливый, но одновременно вопрошающий взгляд в конце концов вынудил ее сдаться. Медленно, словно можно было этим оттянуть неизбежное, графиня стянула с плеч свою накидку, оставшись в простом черном платье. В сопровождении слуги она дошла до двери библиотеки и дождалась, пока тот доложит о ее приходе Леметру. Эти несколько секунд позволили ей натянуть на лицо светскую маску, без лишних эмоций. Комната была наполнена теплом от пылающего камина, запахом книг и еще чем-то, едва уловимым. Хозяин расположился в кресле с книгой в руках. И в эту минуту он казался вполне миролюбивым человеком, ожидающим гостью в столь поздний, для светских визитов, час. - Добрый вечер, месье. Как видите, я держу свое слово, - графиня Валентайн решила держаться равнодушной, по крайней мере – столь, сколько хватит сил.
Фредерик Леметр: Месье Леметр дочитал абзац, заложил страницу полоской тонко выделанной телячьей кожи, служившей ему закладкой для книг, и только после этого поднял глаза. – Я вижу, – хладнокровно отозвался он, не делая даже попытки встать для приветствия. Взор француза отметил и приподнятый подбородок, и напряженно выпрямленную спину поздней гостьи. Месье Фредерик даже несколько обиделся. Можно подумать, что мадам Валентайн принимает его за сатира, который только и ждет момента, чтобы коварно наброситься на невинную пастушку и увлечь ее для плотских утех на каминный коврик. – Входите же, мадам. На улице холодно, и вы, вероятно, продрогли. Присаживайтесь к огню, – Леметр гостеприимным жестом указал на второе кресло у камина. – Что вы скажете насчет рюмочки хереса перед ужином? – он протянул руку к серебряному колокольчику и позвонил два раза. Дверь растворилась, и вошел Брау с подносом. Ловко выставив на маленький инкрустированный столик хрустальный графин с узким горлышком, он бесшумно разлил его содержимое по двум бокалам. – Ужин подадут через четверть часа, милорд, – сообщил он, прежде чем удалиться. – Очень хорошо, – согласился с предложенным распорядком месье Леметр. Поднявшись с кресла, он подошел к столику и взял бокалы. Без трости его хромота была еще более заметна. Протянув один бокал графине, Фредерик сверху вниз непроницаемо посмотрел на нее. В темных глазах отражались пляшущие языки пламени камина. – Итак? – с легким намеком на насмешливую улыбку спросил он. – За любовь, мадам?
Оливия Валентайн: Прием был несколько холодноват, но тут же Оливия одернула себя. Если она и не считала, как полагал месье Леметр, что он поведет с ней себя словно необузданный мавр, то, по крайней мере – рассчитывала на более радушную встречу. Правда, ей уже она была оказана слугами. Впрочем, словно примирительный жест, хотя и слишком условный – Леметр предложи гостье присесть в кресло, а сам вызвал слугу. Оно располагалось возле камина, но таким образом – чтобы жар его не слишком утомлял, но приятно окутывал гостью. Комната вообще была образцом порядка и показывала любовь хозяина к рациональности и уюту, а скорее даже комфорту. Леметр встал и взяв бокалы с вином, протянул ей один. Графиня приняла его с благодарным кивком, устраиваясь поудобнее в кресле. Пока француз шел к столику, Оливия наблюдала за ним, стараясь это делать как можно незаметней. В ней начинал расти интерес к этому человеку, пока еще мало знакомому, но при сложившихся обстоятельствах – собирающемуся стать частью ее жизни, а правильнее – сделать графиню частью своей жизни. Приятным и красивым дополнением, не слишком обременительным.. Надолго или нет, и чем грозит потеря его интереса к ее персоне – пока, что мало заботившие Оливию вопросы, точнее, несколько пугающие и от того – избегаемые. Сейчас, ее больше интересовала сама персона Леметра. То, что он не позволит графини Валентайн узнать его слабые стороны, тайные мысли и надежды – она не сомневалась, но очень хотелось понять, что скрыто за этим равнодушно-спокойным обликом. Предложенный им тост вызвал у нее нервную улыбку. Была ли это провокация с его стороны или просто, общепринятый тост в присутствии дамы, но Оливия решила ему ответить. - Я не пью за то, о чем мало знаю. Лучше – за человеческое благородство, - с этими словами она поднесла к губам бокал, наполненный темной прозрачной жидкостью, ароматной, с едва уловимыми пряными нотками сладких фруктов, изюма и дыма испанских костров.
Фредерик Леметр: Небрежно держа кончиками пальцев наполовину наполненный бокал, месье Леметр вернулся в уютное кресло. Вытянув длинные ноги к огню, он, казалось, бездумно наслаждался теплом огня и вкусом напитка. На отважное заявление Оливии левая бровь француза изумленно поползла вверх. – О благородстве вы знаете больше, мадам? – искренне удивился он, глядя на графиню поверх бокала. Воистину, женщины до последнего вздоха тешат себя сказками. Ничто в жизненном пути мадам Валентайн не предполагало, что в ней сохранилась хотя бы унция сентиментальности. Однако сохранилась, либо – Фредерик цинично ухмыльнулся – это одна из гримас маски ложной добродетели, которую мадам привыкла носить в последние годы. – В таком случае мы оба пьем за то, что не существует. За человеческие иллюзии. В любом их проявлении, – невнятно пробормотал он, вновь прикладываясь к хересу. – Но поверьте на слово, дорогая Оливия, любовь гораздо приятнее и намного безопаснее. Улыбка француза стала игривой, напоминая графине, что если разговор в библиотеке свернул в светское русло, то сам ее визит не относится к разряду таковых. Леметр задумчиво отпил еще один глоток. Чопорные манеры Оливии забавляли его. Женское лицемерие может быть очень занятным, особенно в моменты, когда старается примирить непримиримое: разбуженное животное начало и трепетную душу. Почему эти создания не принимают себя такими, какие они есть, тщетно стремясь быть чем-то совершенно другим?
Оливия Валентайн: Не отрывая взгляда от бокала, в котором вино ловило отблески огня в камине и превращало их в кровавые блики, Оливия пожала плечами. - Может и не так много мне известно о нем, но все же, чуть больше, чем о любви. И все же, я не поверю вам, что любовь безопаснее благородства. Если она иллюзия, как вы говорите, то привлекает она людей, лишь тем, что на время избавит их от приступа боли. Скроет за собою что-то ужасное, заполнит пустоту и дарует в замен удовольствие. Но когда-то все разрушиться, иллюзия разобьется на мелкие осколки, а осколки имеют свойство ранить. Впрочем, все зависит лишь от человеческой глупости. И это она на себе познала. Глупость, доверчивость – не так важно как это назовешь, результат всегда плачевен. Ее благородный рыцарь умер из-за ее глупости, совершенной за долго до их встречи. И стоит ли теперь рассуждать о том, чем все это было на самом деле. Подлинными чувствами или приукрашенными эмоциями. - Вас смешат мои высказывания? Или они кажутся вам ни к месту? Его улыбку она не в коем случае не расценивала как насмешливую.
Фредерик Леметр: – О, ничуть, – вежливо запротестовал месье Леметр. – Ваша сентенция очень уместна и поучительна. Упомянутые вами живописные осколки эээ… полагаю, ранят и заставляют кровоточить сердце, но ведь случается и так, что они оставляют в крови руки, мадам. Отпустив этот бессердечный намек на участь покойного графа Валентайна, Леметр безмятежно допил херес и поставил опустевший бокал обратно на столик. Возвращение Брау прервало обсуждение рискованной темы, и Фредерик пригласил Оливию перейти в столовую. В мягком свете свечей накрытый белоснежной скатертью стол был сервирован на две персоны, причем приборы стояли не на противоположных концах стола, а рядышком. Гостье было уготовано место по правую руку от хозяина дома. Брау взялся самолично прислуживать, не допуская в святая святых никого из младших лакеев. Ужин состоял всего из двух перемен блюд, долженствующих насытить изысканный вкус, но не утяжелить желудки. После рейнского супа подали филе палтуса, потом цыплят в соусе бешамель со шпинатом и эстрагоном, заливной окорок и холодных куропаток. К ужину месье Леметр попросил подать шампанское. Десерт он счел излишним. Фредерик ел весьма умеренно, неторопливо отведывая от каждого блюда. Казалось, француз назначил себе сегодня главным кушаньем не то, что подавалось к столу.
Оливия Валентайн: Ответить на его едкое замечание ей не удалось. Возможно, это было и к лучшему – кто знает, куда может завести обмен двусмысленными колкостями, особенно когда тема столь болезненна и щекотлива. Пытался ли он ее спровоцировать или она была так не осторожна? Возможно и то, и другое. Но впредь Оливия постарается избегать подобных тем. Войдя в столовую, графиня отметила тщательность, с которой месье подготовился к приему гостьи. Возможно, где-то в глубине души, она восхитилась его предусмотрительностью, но мысленно Фредерику было адресовано милейшее проклятье. Было ли это инициативой слуги или особым распоряжением француза – посадить гостью подле себя? Присаживаясь к столу, она искоса взглянула на Леметра, в лице, как и во взгляде которого ничего нельзя было прочесть. Правда, через некоторое время Оливия отметила, что так даже проще – она не видит его лица, а присутствие слуги, столь торжественного и почтительного, было маленькой гарантией спокойного ужина. Трапеза проходила в тишине, лишь пара фраз общего порядка, ничего не значащих. Графиня по достоинству оценила предложенные блюда, хотя почти ничего и не ела. Видимо, это несколько обескуражило слугу, который с удивлением взирал на мадам. Его романтические представление об этом ужине явно не совсем оправдались.
Фредерик Леметр: Месье Леметр, задумчиво поигрывая столовым ножом, изучал профиль Оливии, которая во время трапезы едва ли обронила пару фраз. Видимо, сознание того, что пригласили ее не для разговоров, в буквальном смысле приморозило графине язык. Фредерик вздохнул и отпил щедрый глоток шампанского: молчащая женщина, конечно, бесценное сокровище, но всему есть разумный предел. Когда Брау убрал последнюю перемену блюд, Леметр отпустил его, приказав до завтрака их с мадам не беспокоить. Ни в малой степени не тревожась, что столь откровенное заявление может покоробить Оливию, француз развалился на стуле и с усмешкой воззрился на нее. − Вы так молчаливы, дорогая. Не понравился ужин? Гастон, мой повар, будет в отчаянии, увидев, как мало вы съели. Надеюсь, в другой области ваш аппетит окажется более… впечатляющим. Леметр потянулся и взял безвольно лежащую руку графини в свою. Пристально глядя ей в глаза, он провел пальцем по тыльной стороне кисти и, перевернув, приник губами к нежной ладони.
Оливия Валентайн: - Надеюсь, он от этого не умрет? – холодно, чеканя слова, ответила графиня, поворачиваясь к Леметру. Она равнодушно взирала за тем, как со стола исчезают тарелки, как за слугой закрылась дверь. Безучастно позволила французу завладеть своей рукою. Внезапно графиня изменилась. На щеках вспыхнул румянец, губы задрожали, а голос стал медовым, переходящим в страстный шепот. - Месье, с тех пор как вы вошли в мою жизнь, все переменилось - я потеряла и покой, и аппетит! Как можно вкушать яства, зная, что вы сидите подле меня? «Кусок в горло не лезет» - подумала, но не добавила графиня. Ни слова лжи ни слетело с ее уст! Нежный голосок, взволнованное личико, но глаза холодные и колючие, смотрели на Фредерика, словно желая пронзить его насквозь.
Фредерик Леметр: Фредерик не выпускал руку Оливии, продолжая поглаживать большим пальцем тонкое запястье. Несмотря на внешние признаки волнения, пульс женщины не убыстрил свой бег. Месье Леметр скривил губы: похоже, кровь мадам горячит грубое обхождение, а не томная учтивость, как и у всякого, пресыщенного плотскими наслаждениями. Утонченные удовольствия уступают место наслаждениям все более низменным. Внезапно ему стало любопытно, догадался ли граф Валентайн возжечь это пламя или же смирился со своей участью и довольствовался остывшими объедками? Если второе, то граф наверняка был сильно разочарован: беря в жены шлюху, по крайней мере, рассчитываешь на регулярно согретую постель. − Вы недооцениваете мужскую чувствительность, мадам, − наконец, произнес Леметр и убрал руку. – Впрочем, если вас терзает голод другого рода, дорогая, то с моей стороны невежливо заставлять вас ждать. С грохотом отодвинув стул, он подошел к Оливии и, склонившись над ней, по-хозяйски приподнял за подбородок и жадно поцеловал. Француз не стремился вложить в поцелуй ни нежности, ни прочих уловок обольщения, коли дама отдает предпочтение совсем иному.
Оливия Валентайн: Резкий звук был единственным, что заставило Оливию вздрогнуть. Она уже давно начала ожидать, когда француз пойдет в наступление и в отличии от вчерашнего дня – смогла себя сдержать настолько, насколько это вообще было возможно в подобной ситуации. Оливия Валентайн, а точнее – некая Беки Уорон – не была Венецианской куртизанкой, с детства обучаемая искусству любви и обольщения. Ее школа была куда проще, а уроки преподносимые ей – грубее. Любовная игра ей была неведома, как и сердечный трепет, и наслаждение. Ей никто не говорил и никто не показывал, что у земной любви есть и другая, чувственная сторона. Мужчины в жизни графини никогда не интересовались ее желаниями и чувствами. Лорд Блейкни был счастлив иметь неразумную девочку в своем пользовании. Посещал он ее редко, а когда и наведывался – Оливии испытывала на себе его звериную власть, граничащую с безумием голодного. Кавалеры в «доме Роз» тоже не отличались изысканностью вкуса – они платили и получали то «блюдо», что было соразмерно их оплате. Товарки Беки никогда не пытались ее чему либо научить или подсказать. Впрочем, чем они могли ей помочь? Они заботились только о своих низменных потребностях, все более ввергая девушку в отчаянье и поселяя в ее душе уверенность, что все они одинаковы. Месье Леметр, по ее пониманию, ничуть от них не отличался. Он желала. И более ничего. Интересы противоположной стороны не учитывались, а возражения не принимались. Ну раз так, графиня решила, что он получит именно то, чем ее считал. И получит в том виде, в каком ей доводилось это преподносить в достославном Бристоле – безвольное и безвкусное блюдо, которое он так жаждал получить на десерт. Не шелохнувшись графиня вытерпела весь поцелуй, не отличавшейся изысканностью и нежностью.
Фредерик Леметр: Леметр отстранился и с неудовольствием посмотрел на Оливию. Глаза ее были пусты и ничего не выражали. С тем же успехом он мог бы целовать греческую статую из коллекции принца-регента. − Так, так… Кажется, мы опять вернулись к тому, с чего начали, − с иронией заметил он. – Вчера вы проявили больше искусности, мадам. Чего вы пытаетесь добиться сегодня? Вам по вкусу принуждение? Рука француза соскользнула к шее графини, и под его пальцами затрепетало женское горло. Усмехнувшись, Леметр погладил впадинку между ключицами и спустил руку ниже, к мягкой груди. − Мне не нужна шлюха с уставшим и холодным чревом, − вкрадчиво сказал он. – Мне нужна любовница, которая разделит со мной мои удовольствия. Впрочем, если вы желаете изображать мученицу, дело ваше… Но не думайте, что притворство поможет вам чувствовать себя более добродетельной. Наоборот, отдавая все, вы не получите взамен ничего, хотя могли бы вкусить сладкий плод страсти. Знаете ли, моя дорогая, я не англичанин. Предоставив таким образом мадам Валентайн пищу для размышлений, месье Леметр отошел к столу и налил себе и даме еще шампанского. Поставив наполненный бокал перед Оливией, Фредерик присел на угол стола, скрестив ноги и отпивая мелкими глотками шипучий напиток, в ожидании ответа. Глупо ждать от женщины благоразумия, но несмотря на цинизм и обширный опыт, месье Леметр еще не окончательно лишил человечество шансов приятно удивлять его при случае.
Оливия Валентайн: С секунду разглядывая поставленный перед ней бокал, Оливия протянула за ним руку и сделала маленький, несколько поспешный, глоток. - Добродетельной? Нет, не утруждайте себя в чтение мне морали. Такой я себя не считала никогда. Возможно я лгу свету, но не лгу самой себе. Я не более лицемерна, чем вы! Кто вы такой, месье Леметр? В обществе вы предстаете образцовым джентльменом, а в гостиных, наедине со своей жертвой? Ах, да – она отмахнулась от предполагаемы его слов, - я не жертва! Разумеется! Она поставила бокал на стол, выплеснув на скатерть несколько капель, тут же ставших морской пеной, встала и отошла к задернутому портьерой окну. Там, на темных улицах медленно кружились снежинки, оседая на мостовую. Отодвинув тяжелую ткань, Оливия разглядывала их хоровод и молча обдумывала сказанное французом. Его слова странно отзывались в ней, вызывая предательскую дрожь. - Англичанин, француз… поверьте, я не вижу в этом большой разницы. Прежде всего вы мужчина и вы такой же, как и все. Вы видите, то что хотите видеть и получаете, то что желаете. Вам все равно при этом, что испытывают другие и тем паче женщины. А я так и за женщину в ваших глазах не считаюсь! – от ее горячего дыхания на стекле образовался маленький туманный кружок, - Принуждать меня не надо, но не требуйте от меня большего, чем я могу вам дать! Я думаю, мы стоим друг друга. Говорить она старалась ровно, но последние слова были произнесены почти шепотом. Графиня чувствовала циничный взгляд, направленный ей в спину и это ничуть не способствовало ее спокойствию. Что бы она сейчас не сказала, все он сумеет перестроить на свой лад. Так для чего ей стараться и распинаться?
Фредерик Леметр: Месье Леметр с похвальной сдержанностью выслушал эту вдохновенную тираду, не перебивая, и лишь в финале позволил себе рассмеяться. − Дорогая Оливия, вы сетуете сейчас на то, как устроен мир. Он шагнул к графине, и в темном провале окна отразился его высокий силуэт, поглотивший собой отражение женской тени. Обхватив за плечи, Леметр развернул к себе Оливию и насмешливо посмотрел на нее. Глаза его блестели от выпитого вина и еще дрожащего на губах смеха. − Не тревожьтесь, я не потребую того, чего у вас нет, − промурлыкал он. – Мне не нужны ни ваше сердце, ни душа, исключительно тело. С подчеркнуто оскорбительной медлительностью он обвел указательным пальцем контуры неглубокого выреза черного платья, опуская ткань пониже. − Коль скоро проповедь завершена, мадам, предлагаю «аминь» прочесть в спальне. И месье Леметр учтивым и настойчивым жестом пригласил графиню Валентайн следовать за собой.
Оливия Валентайн: Смех, напоминающий звук расколовшегося колокола – резкий, неприятный и заполняющий все вокруг. Впрочем – вполне ожидаемый смех. Ее бы больше удивило, прояви Фредерик хоть каплю понимания. Но на это он был не способен. В холодном стекле окна его отражение начало двигаться и не прошло и пары секунд, как Леметр стоял позади нее. Повернувшись к Фредерику лицом, графиня уперлась в его темный и колючий взгляд. «Утонченный мерзавец», - произнесла про себя графиня. Будь у нее сейчас возможность, как хотелось бы ей пронзить его сердце стальным клинком. Но была опасность того, что клинок сломается о твердый кремень, что запрятан в груди этого француза. От слащавого тона сердце предательски екнуло, душа сжалась в маленький комочек, а тело… Что взять с него – рассадник греха и плотских желаний?! Опустив глаза, Оливия настороженно следила за движением его руки по кромке платья. - Обычно Дьявол предпочитает душу бренному сосуду. Что заставило вас, месье Люцифер, на сей раз изменить этой традиции? – сделав пару шагов в сторону двери, спросила Оливия.
Фредерик Леметр: Если мадам Валентайн полагала, что своими словами она внушит отвращение к себе, или – прости господи – пробудит раскаяние в его душе, то ее ожидает разочарование. Фредерик был равнодушен к азарту именно потому, что находил удовольствие в других играх. Игра, которая велась им сейчас, была в новинку, но он уже начинал чувствовать ее острый вкус, и сопротивление жертвы только подстегивало воображение француза. Пока любовница проявляла непокорность только на словах, ей вольно болтать все, что вздумается. − Вы так хорошо знакомы с привычками дьявола, мадам? – месье Фредерик распахнул перед Оливией створки дверей. – Право, вы мне льстите, я всего лишь мужчина, как вы недавно верно заметили, и терпение не входит в список моих добродетелей, − намекнул Леметр, желая поторопить графиню. Ему уже начала надоедать их словесная пикировка. Поначалу она раздразнила его аппетит, но теперь Леметр желал перейти, метафорически выражаясь, от аперитива непосредственно к трапезе. Притянув к себе Оливию, он вновь поцеловал ее, ласково поглаживая затылок и шею, на этот раз не утверждая свои права, а пробуждая податливое женское тело к греху. − Только тело, Оливия, − хрипло прошептал он. – И оно сейчас принадлежит мне!
Оливия Валентайн: Отвечать Оливии не пришлось – Фредерик поставил точку в их разговоре. От части, графиня даже была ему благодарна. Прикрыв глаза, Оливия подалась вперед, цепляясь из последних сил за свою злобу, но ростки желания уже упорно пробивались к свету. Так не хотелось сдаваться, признавать свое поражение, не перед ним – перед собою, но оно было неизбежно. Все, что делал этот мужчина, отличалось внезапностью. И так же скоро, как он привлек к себе графиню, Леметр отпустил ее. Она еще стояла у дверей столовой, а француз не спеша удалялся по коридору. С удивлением воззрившись на удаляющуюся фигуру, Оливия почувствовала себя брошенной. Досадуя на саму себя, графиня невольно признала силу этого человека. Интересно, есть ли люди, способные ему противостоять? Догнать она смогла его только на пороге спальни. Осталось сделать всего один шаг и он оказался самым трудным. Под пристальным и как всегда насмешливым взглядом, Оливия стояла в нерешительности, зная, что пути назад нет. А значит – он только вперед. Спальня мужчины. Нет, вовсе она не походила на холостятскую берлогу. В этой комнате, как и во всем доме все было подобрано с тщательностью добропорядочной матроны, пекущейся об уюте. Ни одной лишний вещи, все имело свое место. Стремление этого человека к комфорту и порядку, четкому ритму читалось во всем. И будь у Оливии чуть больше времени, она не без удовольствия изучила бы Фредерика и его привычки по вещам, окружающим его. Но теперь это было не возможно. Обернувшись через плечо на француза, Оливия не спеша стала выдергивать шпильки из прически. Освобождаясь от оков, локон за локоном мягкими волнами ложились на ее спину.
Фредерик Леметр: Привалившись к дверному косяку, Леметр наблюдал за неторопливыми движениями женщины. Плоть слаба, и прерванный поцелуй, как нить, притянул Оливию к нему, несмотря на все колкости, что она наговорила в столовой. На губах мужчины по-прежнему играла насмешливая улыбка, но теперь она была смягчена выражением глаз, любующихся в отблесках пламени камина соблазнительной картиной, представленной его взору тонкого ценителя красоты. Леметр ослабил узел шейного платка и, стянув сюртук, небрежно бросил его на спинку стула. Потом взял с каминной доски гасильник и погасил половину свечей двух канделябров, стоящих на консольном столике. Он подошел к Оливии и, вынув из прически последние шпильки, беспечно рассыпал их по ковру. Пальцы Леметра пробежались вверх по гибкой спине, коснулись темных завитков, погладили точеные плечи, и, отодвинув один игривый локон, француз прижался губами к изгибу шеи, одновременно высвобождая графиню из платья, как сладкий плод из невзрачной кожуры. Шпильки жалобно хрустнули под ногами. − Оливия… − голос Фредерика стал бархатным и манящим. Он солгал. Его жажда власти заставляла вожделеть не только тело, но и душу.
Оливия Валентайн: Как только полумрак стер с лица месье Леметра каменную надменность, причудливые тени пляшущих огоньков свечей удивительно смягчили его образ. Так ли это было на самом деле или ей только показалось, значение это имело второстепенное. Для графини, почувствовавшей себя живой женщиной, открылись сокровенные тайны ее существа. Может на словах он ее принуждал, может она отрекалась от него и противилась вслух, но эту минуту она не променяла бы на все блага мира. Томительное наслаждение мягкими волнами разливалось по телу, когда мужчина лишь обозначил свои ласки легкими прикосновениями, дразнящими, но имевшими от этого не меньшую силу. Горячи губы обжигали шею, на которой бешено пульсировала тонкая венка. Через прикрытые веки Оливия различала лишь очертания своего мучителя. Словно не веря в его реальность, медленно и пугливо ладони женщины легли на его грудь. Тонкая ткань его рубашки показалась ей возмутительным препятствием, от которого она поспешила его избавить. К черному пятну ее платья на полу присоединился его шейный платок. Чуть отстранившись от Фредерика, графиня посмотрела на него. В ее темном взоре не было больше ни упреков, ни страхов, только любопытство. Теперь уже графиня начала свое исследование, неспешно и немного неуверенно. Проведя рукой его волосам, она опустила ее на сильную шею и соскользнула на его грудь. Под ее ладошкой мерно, не сбиваясь с ритма в отличии от ее, отзывалось сердце совершенно чужого ей мужчины. Привстав на носочки, Оливия дотронулась подрагивающими губами его виска. Порхающими прикосновениями она двинулась дальше: глаза, переносица, щеки шея. Избегали лишь губы графини встретиться с его губами.
Фредерик Леметр: Наслаждаясь долгожданной и ожидаемой капитуляцией, месье Леметр перехватил инициативу и прервал этот сложный танец уклончивых касаний, крепко поцеловав Оливию в губы. Он чувствовал ее трепет и искусно разжигал вспыхнувший огонь. Давешний эпизод на диване заставлял предполагать, что мадам не останется в долгу. Леметр тихонько рассмеялся: − Ну, и к чему было столько негодующих слов, chérie, если наши желания столь созвучны? И, не тратя более слов, он увлек Оливию в глубину алькова. …Текли минуты. Свечи догорели, поленья обратились в угли, присыпанные золой. Комната погрузилась во мрак, окутавший высокую постель под пологом, где сплелись в старой, как мир, схватке мужчина и женщина. Со вздохом француз поднялся и прошел к камину. Кочергой разворошил угли, сдвинув на них пару недогоревших поленьев. Взвились язычки пламени. В их отсвете Леметр разглядел лицо Оливии, смутно белевшее в окружающей тьме. − Оставайтесь до утра, – сказал он с беспечной улыбкой. – Уже поздно, а дома вас ждет только холодная постель. Так стоит ли спешить? Эпизод завершен
полная версия страницы