Форум » Regency Romance: игровое поле » Как джентльмен джентльмену...(эпизод завершен) » Ответить
Как джентльмен джентльмену...(эпизод завершен)
Фредерик Леметр: Место действия: "Три креста", позже один из лондонских клубов. Время действия: 26 января 1815 года. Около шести вечера. Участники: Ричард Уингем, Фредерик Леметр, Филип Герберт.
Ответов - 42, стр:
1 2 3 All
Ричард Уингем: В «Трех Крестах» джентльменов, перебравших с вечера и решивших не искушать судьбу поездкой домой, по традиции не беспокоили. Под утро игорный дом погрузился в сонную тишину, и похмельный сон графа Дансбери никто не тревожил до тех пор, пока самого мужчину не разбудило солнце, добравшееся наконец до щели в неплотно задернутых портьерах, и жажда, все сильнее дающая о себе знать после неумеренных возлияний шампанского. Ричард, в голове которого приятно путались обрывки сновидений и воспоминания о сладком ночном приключении, сонно пошарил рукой там, где он надеялся найти нечто, более приятное, чем давно утратившие тепло женского тела простыни. «Сбежала… м-ммм… Какая досада…» – приподнявшись на локте, проснувшийся в одиночестве Уингем со скорбной гримасой убедился, что пуста не только постель, но и комната, в которой не сохранилось никаких следов присутствия ночной незнакомки. Лениво перевернувшись на спину, граф заложил руки за голову и, прикрыв глаза, на какое-то время погрузился в задумчивое оцепенение. Если его таинственная возлюбленная искала для себя приключение на одну ночь, то это ее право. Разве он сам рассчитывал на большее? Так отчего вдруг такая странная досада? «Она, кажется, спрашивала твое имя. Ты же сам, болван, больше думал о том, как половчее стянуть с дамы брюки, а не том, как представиться…» Воспоминания о минувшей ночи тут же охватили мужчину в полную силу, - соблазнительные изгибы девичьего тела, податливые губы, нежная грудь, - и желание, неуместное в своей безвыходности, внезапно накатило жадной волной, вынуждая Дансбери стиснуть зубы и в отчаянии скомкать простынь. Разозлившись на этот предательский плотский порыв и язвительно напомнив себе, что он уже (или еще) не в том возрасте, чтобы, лежа в пустой постели, мечтать о женщине и заниматься рукоблудством, полковник вскочил с излишней торопливостью. При этом ночное «Клико» напомнило о вреде неумеренности в пьянстве тягучей ломотой в висках, и Ричард, так же сквозь зубы чертыхаясь, принялся одеваться. Тело предавало его во всех отношениях. «Колье… Вернул я его ей или нет?!» Страдальческий взгляд Уингема, уже успевшего добраться до жилета и сюртука, в замешательстве скользнул по комнате. Этого он решительно не помнил. Ричард не помнил даже, куда он задевал столь дорогую сердцу незнакомки безделушку. Выложил на стол? Оставил в кармане? В поисках футляра, Дансбери обшарил собственный сюртук и убедился, что драгоценности там совершенно определенно нет. Бумажника… Бумажника нет? С тихим стоном мужчина сжал ладонями виски и уселся обратно на постель. «Еще и воровка? Сколько ж у тебя масок?!» За ночь любви с безымянной «актрисой» он расплатился так, как за год жизни с содержанкой. Но денег Ричарду жаль не было, все же он в игорном доме, спустить всю наличность в подобном заведении ему не впервой. А вот соблазнительная иллюзия невинности, в которую он вчера почти поверил, развеялась, словное утренний туман, оставив на губах графа горькое послевкусие лжи. А еще болтают, что тело, дескать, не лжет. Минуту назад он готов был поклясться, что ночью ласкал девственницу, а сейчас… «Какая к дьяволу теперь разница! В бумажнике осталось письмо кузена Алана, хоть и запоздавшее на три года, но от этого не менее неприятное… И его нужно вернуть…» Кое-как затянув узел шейного платка, полковник залпом отпил воды из графина и отправился к портье. Тот видел и запомнил, как они поднимались наверх, ровно как и Ричард запомнил тонкую улыбку, мелькнувшую на губах этого повидавшего виды господина. Быть может, он знает хоть что-то о личности «Джулиана». Я еще не закончил )))
Ричард Уингем: Дело продвигалось бы много быстрее, будь у Дансбери банкноты, освежающие память забывчивым и развязывающие язык молчунам. Но, даже лишившись бумажника и страдая от похмелья, полковник все же сохранил напористость кавалериста и логику штабного офицера, так что вскоре он все же выяснил, что молодой джентльмен, с которым они вчера «заигрались в карты» в номере, уехал из «Трех крестов» ночью, и не один, а в компании некоего месье Леметра. Леметр, Леметр… Имя определенно казалось Уингему знакомым, но законченный образ человека, стоящего за этим именем, нарисовался в памяти Дансбери не сразу. Французские корни, возведенные в имидж, что-то за тридцать, кажется, месье прихрамывает… Да, точно, теперь Ричард вспомнил джентльмена, которого часто встречал в клубе и порой на светских приемах и раутах. К тому же он, вроде как, хороший знакомый его приятеля и сослуживца Герберта. Полковник мрачно потер подбородок. Все это славно, но кем же ему считать Леметра по отношению к «Джулиану»? Добрым самаритянином, сообщником, следующей жертвой или следующим приключением? Если бы в этот момент кто-то спросил графа, какой именно вариант задевает его больше всего, Ричард вряд ли признался бы даже себе самому, что последний. Незнакомка растревожила самолюбие (и не только самолюбие) Уингема сильнее, чем этого можно было ожидать от хмельной постельной интрижки. Что ж, по крайней мере у него есть имя. Пусть и не самой девушки, но кого-то, кто имел с ней дело…. На этом собственно имени расследование в «Тех крестах» зашло в тупик, и сыщик, капитулировавший перед головной болью, отбыл домой возвращать себе человеческий облик и подобие. Дело сложное и кропотливое, во всяком случае снова показаться на людях Уигнем позволил себе только после пяти вечера. Он поехал в «Уайтс», закрытый джентльменский клуб, где, - какое странное стечение обстоятельств, не правда ли? – собирались любители карточных игр «по крупному». Сэр Джордж Рэггет, владелец клуба, был человеком азартным и отчасти корыстным, за счет щедрых пожертвований выигравших за карточным столом в Уайтс, где, по традиции, игра шла на очень большие ставки, он, говорят, сколотил недурное состояние. «Вот тут, - иронично успокоил себя граф, - никаких ряженных девиц, только сливки лондонского света… И в том числе месье Леметр… Надеюсь, один, без «юного провинциала». Это, впрочем, было бы совпадением из разряда чудесных. А в чудеса Дансбери почти не верил. Еще в холле он справился, приезжал ли сегодня интересующий его человек в клуб, и, получив утвердительный ответ, отправился на поиски месье.
Фредерик Леметр: Любой, кому знаком интерьер клуба «Уайтс», безоговорочно согласится, что нет более подходящего приюта для джентльмена, желающего неторопливо ублаготворить утробу превосходно приготовленной пищей, не размениваясь на поддержание оживленной беседы о политике или, − упаси боже, − о литературе. В «Уайтс» подобные ужасы немыслимы. Клуб насчитывает в своих рядах шестьсот одиннадцать членов. Некоторые из этих шестисот одиннадцати более респектабельны, чем другие, но респектабельны они все – от старожилов до недавно принятых. В прочих местах, бесспорно, тоже кормят недурно, но только в «Уайтс» ненавязчиво умеют создать впечатление, что здесь идет не вульгарное насыщение желудка, но пир души и отчасти тела. Впрочем, для отдохновения утомленного разума тут тоже предполагались свои радости, и месье Леметр как раз раздумывал, не присоединиться ли ему к одной из карточных партий или покинуть клуб, ограничившись обедом. Откинувшись в кресле и смакуя отличнейший портвейн, Фредерик лениво вернулся мыслями к мадемуазель Хагсли. Он все больше склонялся к мнению, что рассказ юной леди изобиловал значительными лакунами, и теперь забавлялся, заполняя их по своему усмотрению картинами от вполне невинных до откровенно непристойных. Последние понятным образом напомнили ему о мадам Валентайн, и француз почти уже решил нанести неожиданный визит своей любовнице, как его уединение было нарушено.
Ричард Уингем: Ужин Дансбери не интересовал, - еще одна причуда похмелья, которое уже почти отступило, но мысли о еде все вызывали у Ричарда скорее отвращение, чем предвкушение. А вот запах дорогих сигар и коньяка, наоборот, возвращал графа к жизни. Камердинеру пришлось немало потрудиться, дабы придать своему хозяину вид безупречного лондонского денди. Так что о ночном разгуле Уингему напоминало лишь собственное воображение, никак не желающее расставаться с образом «Джулиана», одновременно невинным и порочным, да желание приложиться к коньяку не так, как это заведено в том же «Уайтс», медленно смакуя его и грея бокал в ладонях, а по-гусарски, щедро хлебнув из горла. Его будущий собеседник, однако, пил портвейн, а не коньяк, и Ричард решил пока воздержаться от возлияний. – Позволите развлечь вас беседой, месье? – поинтересовался он, опускаясь в соседнее кресло. – Мне кажется, я видел вас вчера в «Трех крестах», - покривил душой полковник. Сам он Леметра там не наблюдал, разумеется, и руководствовался словами портье игорного дома. – Как сыграли? Вчера там было много новых лиц и самые причудливые ставки…
Фредерик Леметр: Если бы бокал с портвейном был полон, драгоценная жидкость непременно бы плеснулась через край. К счастью, Леметр успел отпить достаточно, чтобы не выдать свое замешательство. По очевидным причинам он не хотел афишировать посещение «Трех крестов» и до сих пор полагал, что ему это удалось. Однако отрицание привлечет внимание еще вернее. Фредерик вежливо наклонил голову, не спеша ни соглашаться, ни опровергать, и пристально посмотрел на своего неожиданного собеседника, гадая, что у того на уме. Впрочем, француз тут же пригасил пронзительный взгляд черных глаз, и его лицо приняло привычное ленивое выражение. − В «Трех крестах» и публика самая пестрая, − сдержанно согласился месье Леметр, сделав новый глоток. Левая рука непринужденно легла на подлокотник кресла. Слишком непринужденно, чтобы этот жест имел естественное происхождение. Сам месье Леметр в игорном доме Дансбери не видел, и полагал, что граф мог заметить его, только если специально следил за ним. Другой вариант – расспросы. Но зачем?
Ричард Уингем: – Да уж, пестрая, - так же лениво согласился полковник. Судя по реакции собеседника, ничего экстраординарного в его жизни сегодня ночью не произошло, или же месье хорошо владеет собой и не склонен это обсуждать. – Что ж, иногда хочется наведаться в места, менее респектабельные, чем «Уайтс». Не вижу в том ничего зазорного для мужчины, - Ричард слегка пожал плечами с таким видом, словно собирался начать обсуждать с Леметром шлюх. Впрочем, отчасти так оно и было. – Возможно, мой следующий вопрос покажется вам бестактным, месье Леметр, но, уверяю вас, у меня есть основания его задавать. Скажите, сегодня ночью, покидая игорный дом, не прихватили ли вы с собой попутчика, молодого человека лет восемнадцати-двадцати? Предвосхищая встречный интерес, а быть может, и недовольство француза, Дансбери счел необходимым еще кое то разъяснить: - Прислуга в «Трех крестах» уверила меня, что вы уехали вместе, когда я взялся наводить справки о личности этого юноши. Но, разумеется, они могли и ошибиться… Наметанный глаз портье практически не оставлял шанса для подобной возможности, но светская учтивость требовала от Уингема оставить собеседнику повод не отвечать на расспросы.
Фредерик Леметр: Вот тут Уингему действительно удалось поразить Леметра. − Черт возьми! – воскликнул он и с откровенным изумлением уставился на графа. Ночная эскапада мадемуазель Хагсли обрастала все новыми подробностями. Фредерик не смог преодолеть искушение разузнать как можно больше, раз уж источник информации практически сам подал себя на блюде, и потому подавил первый порыв правдиво ответить, что ни одного юноши в его обществе при подобных обстоятельствах в «Трех крестах» видеть никак не могли. − Простите, граф, − с подкупающей искренностью спросил он, − вы когда-нибудь были сильно пьяны?
Ричард Уингем: – Неоднократно, месье Леметр, - в серых глазах Уингема мелькнули насмешливые искорки. И тут же погасли, едва полковник припомнил причины своего последнего загула. – В том числе и вчера в «Крестах». Я только что вернулся из Ричмонда, похоронил сестру матери. Не то, чтоб я безумно любил леди Бартли... то есть тетушку Маргарет, конечно же, мы почти не общались, пока я служил в Европе, письмо раз в полгода, вот и все отношения. Но родственница, тем не менее, а сельские похороны – это так уныло. Не выдержав искушения, граф достал и закурил сигару, предварительно обрезав ей кончик миниатюрной гильотинкой, украшающей столик между их с Леметром креслами. Интересно, какие ассоциации вызывает сей предмет у француза? Кончики пальцев мужчины едва заметно подрагивали, но после пары затяжек Ричард почувствовал себя лучше. Может и правда составить собеседнику компанию и полечиться портвейном? – Я приехал в Лондон, и душе моей хотелось загула, карт, шампанского, шлюх… Биения жизни, так это назовем, - он усмехнулся, с наслаждением выдыхая кольцо ароматного дыма. – И вчера перебрал не на шутку. Так, что даже не потрудился спросить имя у человека, с которым провел весьма занимательную партию. Одна надежда на то, что это имя известно вам.
Фредерик Леметр: Фредерик улыбнулся Уингему, как человеку, связанному с ним общей тайной и общим пороком. − О, в таком случае вы поймете, если я признаюсь, что мои воспоминания о вчерашнем вечере несколько… смутны. В «Три креста» ходят не для того, чтобы провести чинный вечер, не правда ли? Месье Леметр улыбнулся еще шире. Тот факт, что он намеренно не стал отвергать инсинуации графа Дансбери, хотя тот любезно предоставил ему для этого все возможности, без сомнения, объяснялся каким-то врожденным изъяном характера. По своему складу Леметр был человеком, который принимает жизнь безоговорочно, и чем больше сюрпризов она преподносила, тем приятней ему было. Пока ситуация сулила заманчивые возможности поразвлечься за чужой счет. Последовав примеру собеседника, Фредерик неторопливо раскурил сигару, что позволило ему на законных основаниях выдержать томительную паузу. Былая настороженность оставила француза, и вскользь упомянутое имя леди Бартли ничем не отозвалось в душе, хотя бы потому, что никаких дел с этой усопшей дамой он не имел. − Возможно, − наконец, произнес он, выпуская к потолку колечко дыма, − возможно, я бы смог кое-что припомнить. Если бы был уверен, что это важно. Видите ли, − извиняющимся тоном пояснил месье Леметр, − при любой попытке освежить свою память… Или правильнее будет «освежевать»? Но я отвлекся, простите... От этого у меня начинает чертовски раскалываться голова. Так что причина должна быть достаточно веской, граф. Здесь Фредерик определенно рисковал, потому что Уингем мог заподозрить, что над ним попросту тонко издеваются, но простодушная благожелательность в манерах и выражении лица француза противоречили подобной невероятной догадке.
Ричард Уингем: Дансбери на минуту задумался. Важны ли его причины? Сумма, исчезнувшая вместе с бумажником? Да, она велика, но он, бывало, просаживал и больше. Это странное письмо кузена Джорджа матери, которым тетушка умудрилась на прощание огорошить племянника? Ценное для Уингема, оно не представляет никакого интереса ни для вора, ни для его любезного собеседника. А может это всего лишь желание еще раз увидеть женщину, чей облик не дает ему покоя? – Как вам сказать, я и этот молодой человек… мы остались кое-что должны друг другу, - расплывчато ответил граф. – И, позабыв обменяться именами и адресами, поставили друг друга в неловкое положение. Я был бы очень признателен вам, месье Леметр, если бы вы попытались припомнить обстоятельства вашей поездки домой… Мне трудно поверить, что вы проигрались до нитки и искали попутчика, дабы разделить с ним траты на извозчика. Да и мой ммм… партнер уехал из «Крестов» не с пустыми руками. Была ведь какая-то причина, какой-то повод, в силу которого вы покинули игорный дом вместе, попытайтесь вспомнить хотя бы его, - сквозь белесый ореол табачного дыма Ричард устремил неожиданно пронзительный взгляд на скучающее лицо француза. - Наша память столь занятно устроена, стоит ей зацепиться за какую-нибудь мелочь, и… То, что при упоминании о терзающей Фредерика головной боли, собеседник не пошел с извинениями ан попятную, само по себе было уже знаком того, что Уингем находит причину для продолжения расспросов достаточно веской.
Фредерик Леметр: – Какое верное замечание, – восхитился месье Леметр, – и какое простое лекарство от беспамятства! Попробую им воспользоваться. Он послушно прикрыл глаза. Страдальческая морщинка пересекла высокий лоб, и целая минута прошла в тягостном молчании. Затем Леметр вздохнул и устало потер щеку. Притвориться напряженно раздумывающим не вышло, на пустое место контрабандой пролезли посторонние мысли. Уингем был прав: человеческая память устроена занятно, и спусковым механизмом к раскручиванию сжатой пружины воспоминаний, погребенных под грузом прошедших лет, может послужить что угодно. Так и сейчас − покойная тетка графа Дансбери неизвестно почему нахально выпячивалась на первый план. – Увы, граф, – развел руками месье. – Боюсь, ваш информатор ошибся. Я уверен… Я теперь совершенно уверен, что с кем бы я ни покинул славное заведение, тот не был мужского пола. Фредерик ухмыльнулся и прямо посмотрел в глаза Дансбери. Новый пробный шар. Ничто пока не доказывало, что любознательный граф был в курсе, что имел дело с женщиной, а не мужчиной. Дзынннь! Пружина со звоном лопнула и больно вонзилась в висок, и словно незримая рука стерла улыбку с насмешливо изогнутых губ. Леметр побледнел. Конечно! Не женщина, а мужчина. Бартли! Тот самый молодой идиот.
Ричард Уингем: - Что ж, жаль… - Холодно протянул Уингем. Незнакомка в «Трех Крестах» до последней минуты старалась сохранить свое мужское инкогнито и Ричард, будучи все же джентльменом, особенно на трезвую голову, к обсуждению ряженной в мужское платье дамочки с малознакомым человеком переходить не желал. Потому что это потребовало бы множества объяснений личного толка, да и потому, пожалуй, что ответы Леметра внезапно пробудили в графе подозрительность. Уж больно запросто раскрыл тот инкогнито «Джулиана» первому встречному. «Или вы не были так пьяны, как утверждаете, месье. Или вы с ней сообщники. Или… портье действительно обознался». В любом случае, если собеседник не склонен к одолжениям, то и расплачиваться с ним не придется. Дансбери не имел никакой возможности принудить француза отвечать ему, тем более отвечать честно. Оставалось лишь любезно улыбнуться в ответ на ухмылку Леметра и пообещать себе при случае затеять с месье какую-нибудь пустячную, но громкую ссору, и проверить, так ли тот меток, как словоохотлив. – В таком случае вам повезло больше, чем мне. Вы, верно, проснулись в обществе какой-нибудь прелестницы из «Трех крестов», а я в компании опустошенного бумажника. Стараясь подавить раздражение, граф глубоко затянулся. Возможно, ему стоит вернуться вечером в игорный дом и продолжить поиски. Если удастся найти извозчика… Наверняка место у «Трех Крестов» хорошо прикормлено, и там не бывает случайных колясок.
Фредерик Леметр: Месье Леметр рассеянно кивнул. Холодность Уингема, как и его заботы, оставили его равнодушным. Француз старался загнать обратно вызванные ненароком воспоминания. Не то что бы его донимала совесть, но определенный дискомфорт он ощущал. Неприятно оказаться лицом к лицу с вероятным родственником давно похороненного прошлого. Несколько лет назад в разгар военных действий в окровавленной Европе это казалось логичным и необходимым шагом, жертвой разменной пешкой ради крупного выигрыша… И, черт возьми, он выиграл и выиграл по-крупному! Но сейчас… Уродливое слово «убийство» просилось на ум. Леметр прикусил сигару и напомнил себе, что Дансбери ничего не знает и знать не может. − Вы правы, граф, моя дама была само очарование, − примирительно согласился Фредерик, – а вам действительно не повезло. Я понимаю ваше желание поквитаться с вором, но тот юноша, которого вы подозреваете, скорее всего, ушел с кем-то другим. Впрочем, посещая «Три креста», за острые ощущения платишь риском нарваться на щипача или шулера, − заключил он. − Надеюсь, бумажник был не слишком туго набит? Леметр с трудом представлял себе картину, как утонченная мадемуазель Хагсли обирает спящего любовника, словно нечистая на руку шлюха. Другое дело – колье… Но нет, мадемуазель поведала о нем прежде, чем узнала, что оно у него. Упоминание об ограблении может быть уловкой, предоставляющей графу удобное оправдание для настойчивых расспросов.
Ричард Уингем: – О, ради денег я не стал бы вас тревожить, - Ричард пренебрежительно пожал плечами. – Но тетка умудрилась оставить мне в наследство письмо кузена. Я так понимаю, он написал его буквально за пару дней до своей гибели. Послание оказалось... довольно неожиданным. Еще одна такая же глубокая затяжка, и Дансбери расслабленно откинулся в кресле, чуть запрокинув голову, словно разговаривает сам с собой. – Признаться, было бы много умнее с ее стороны не тянуть с откровениями все эти годы, Алана уже не вернуть, но дело не только в нем… Простите, месье Леметр, вас это совершенно не касается, а вот я бы предпочел вернуть письмо, по несчастливой случайности оказавшееся в бумажнике. Что ж урок мне на будущее, дела отдельно, развлечения отдельно. Продолжу поиски в «Трех крестах»… Уингем лениво стряхнул столбик пепла со своей Sevillas. Если он и собирался соперничать с сыщиками с Боу-Стрит, то по крайней мере не немедленно.
Фредерик Леметр: Любые сентиментальные сожаления об участи капитана Бартли, вызванные дешевым великодушием победителя к побежденному, тут же растворились без следа. Проклятый дурак! Оказывается, следовало свернуть ему шею еще раньше. Сигара внезапно приобрела отвратительный привкус, и Фредерик вынул ее изо рта, с неудовольствием обнаружив, что пальцы его чуть дрожат. Вкус, что он почувствовал на губах, был ли он привкусом страха? Но француз не позволил себе даже минутной слабости. Он был полностью согласен с Дансбери, что поиски следует вести прежде всего в «Трех крестах», поэтому нужно было любой ценой отговорить его от посещения притона в ближайшее время. Месье Леметр впечатал окурок в пепельницу и произнес ровным тоном: − Сожалею, но думаю, что похитителя вряд ли интересовало что-то, кроме денег, и письмо вашего кузена сразу отправилось в огонь, дабы не оставлять следов.
Ричард Уингем: – Я этого не исключаю, - вынужден был признать Ричард, хотя когда речь заходила о личности «Джулиана», логика его подводила. Кто была эта девушка, зачем она явилась в «Три Креста», какие цели преследовала? Загадки, загадки, загадки. – Но ведь это не повод вовсе отказаться от поисков, не так ли, месье Леметр? Дансбери задумался, а сможет ли он воспроизвести по памяти все подробности написанного Аланом признания. Общую суть он уловил, но в поисках негодяя, виновного в предательстве и гибели кузена, могла бы пригодиться каждая мелочь. В том, что он будет искать французского агента, сыгравшего роковую роль в жизни капитана Бартли, сам Уингем не сомневался. Дело чести семьи, и мало того, дело государственной безопасности. Война с корсиканцем закончена, но шпионаж всегда в цене и всегда востребован. – К тому же, если у моего вчерашнего партнера обнаружится хоть капля совести… Ну, вдруг, это я рассуждаю гипотетически…, - криво улыбнулся граф, - и он захочет вернуть мне эту бумагу, выяснится, что я для него такой же незнакомец, как и он для меня.
Фредерик Леметр: Фредерик с сомнением приподнял бровь, но никак не прокомментировал оптимизм Дансбери. Хладнокровие вновь вернулось к нему. На самом деле все сложилось как нельзя более удачно: Леметр смог узнать об опасном письме заблаговременно, а как гласит известная пословица, кто предупрежден… Он не боялся опасности, которую видел воочию. Подавив жгучее желание немедленно разузнать содержимое прощального послания Алана Бартли, месье Леметр устремил изучающий взор на его кузена. Несколько очевидных выводов можно сделать уже сейчас. Капитан Бартли в письме не назвал напрямую имя наполеоновского агента, но сделал достаточно намеков, чтобы английский полковник жаждал заполучить утерянное обратно. И явно не для того, чтобы перечитывать на досуге и скорбеть об участи покойного родственника. − Желаю удачи в поисках, граф, − произнес француз, не выказывая особого интереса к предмету беседы, но от вопроса не удержался. – Полагаю, письмо достаточно важно для вас, коли досталось в наследство?
Ричард Уингем: - Благодарю вас, - Ричард все еще не был уверен в искренности собеседника. После сигары в голове прояснилось, и граф неожиданно уяснил, что он рассказал месье Леметру о событиях вчерашней ночи много больше, чем сам месье поведал ему. Разумеется, в роли просителя выступал не француз. Но тем не менее поболтать с французом про бумагу, в которой идет речь об агенте Бонапарта… Какое странное стечение обстоятельств! Взгляд офицера на мгновение сделался цепким. Прошелся по лицу Фредерика, оценивающе задержался на безукоризненном узле шейного платка, затем скользнул вниз, на больную ногу и тяжелый набалдашник трости, с которой Леметр не расставался даже в клубе. Будь трижды проклят сопляк Алан, который тратил бумагу на то, чтобы расписать, как он несчастен, вместо того, чтобы четко и внятно изложить все, что он знает о завербовавшем его человеке. – Если я скажу вам, что речь идет о деле государственной важности, - почти с вызовом усмехнулся полковник, неторопливо покачивая в пальцах сигару. - Вы назовете мне имя счастливицы, с которой уехали ночью из «Трех Крестов»?
Фредерик Леметр: Заявление было громким, и месье Леметр продемонстрировал всю полагающуюся степень потрясения. − В самом деле? – пораженно промолвил он, но в глазах француза промелькнула насмешливая искра. Похоже, Уингем не до конца осознавал, как много сообщил ранее, чтобы начинать торговаться теперь. К тому же он дополнительно сузил поле для маневра, отказавшись признать свою осведомленность об истинном поле таинственного ночного партнера по игре. При таких условиях назвав имя мадемуазель Хагсли, Фредерик пренебрег бы всеми писаными и неписаными правилами джентльменского кодекса, и граф Дансбери первым же упрекнул бы его впоследствии. Леметр стряхнул невидимую соринку с безупречного скроенного лацкана и чрезвычайно сдержанно заметил: − Я искренне хотел бы помочь, граф, но… − казалось, месье был в полном недоумении. – Простите мою недогадливость, но я не совсем понимаю, какое отношение имеет моя спутница к личности юноши, которого вы разыскиваете.
Ричард Уингем: - Банальное любопытство, не более. Мне любопытно, отчего слуги в игровом доме так уверенно назвали ваше имя, и так разительно ошиблись в отношении вашего спутника…То есть спутницы. Вы сами не находите это странным, месье Леметр? Сигара, последний раз напомнив о существовании зноя и тропиков посреди унылой английской зимы, умерла, и Ричард аккуратно опустил ее останки в пепельницу. – Впрочем, не стану тревожить ваш покой своими скучными умозаключениями. Чем сложнее найти человека, тем больше вероятность, что он скрывается намеренно. И тем острее желание выиграть эту партию. Как всякий игрок с опытом, я невероятно азартен… Дансбери поднялся, легким наклоном головы прощаясь с собеседником. – Благодарю за беседу, месье. И ценю вашу любезность. Всего наилучшего.
полная версия страницы