Форум » Regency Romance: игровое поле » Средь шумного бала... (см. продолжение эпизода) » Ответить
Средь шумного бала... (см. продолжение эпизода)
Филип Герберт: Место действия: Пемброк-Холл. Время действия: 22 января 1815 года. Вечер. Участники: открытый эпизод.
Оливия Валентайн: Усмехнувшись своему промаху, графиня весьма серьезно посмотрела на месье Леметра и ответила. - Конечно, это весьма непростительная оплошность с вашей стороны, но я думаю, что вы найдете способ ее загладить. Правда, ее мало это интересовало. Оливия взглянула еще раз на полковника, что бы увидеть его реакцию на свои слова. Возможно, она была слишком резка, она сама себе удивлялась, но в ту же секунду француз произнес фразу, вернувшую ее на грешную землю. «Ах, мисс Уикхем! - Она не знала кто она такая, но подозревала, что одна из тех миловидных девушек, с которыми только что общались эти господа – Нет, ну что со мной! Не ревную же я в самом деле. Я знаю его не более пяти минут, а за это время он не сказал и мне ничего такого.». Несмотря на более чем любезное обхождение с нею виконта, графиня все еще испытывала огорчение. - Право полковник, нехорошо заставлять ждать девушку, тем более, если это ее первый танец! Я полагаю, месье Леметр сможет занять меня и мне не придется скучать, – почему то на лице Филипа мелькнуло выражение досады и глаза как-то странно сверкнули. Графиня немного склонив голову обратилась к французу, - А вы давно знаете полковника Герберта? Вот вам и женская натура. Непостоянная, мечущаяся, непостижимая. Только что холодно отстранила полковника, для того, что бы другой рассказал ей про него!
Фредерик Леметр: Месье Леметр внимательно взглянул на графиню Валентайн и чуть приподнял бровь. Похоже, вариант с холодностью леди следует сбросить со счетов. Филип может перестать дуться: красный офицерский мундир по-прежнему в цене и обладает той же властью над слабым женским рассудком. Забавляясь, месье решил еще набавить цену товару – если виконт Герберт будет порасторопнее, дама может оказаться к нему предельно благосклонной. – Давно и с самой лучшей стороны, мадам, – учтиво отозвался Фредерик. – Полковник Герберт меньше всего заслуживает упреков в английской неуклюжести, а его отвага и доблесть не нуждаются в представлении. Улыбаясь, Леметр тщательно изучал лицо графини, подмечая любое движение глаз и малейшее изменение цвета лица, долженствующее подтвердить подмеченную склонность к полковнику, и круто сменил тактику: – Однако столь утонченная леди, как вы, безусловно имеет право быть предельно взыскательной, и нам, грубым мужчинам, остается только покориться своей участи. Почему же я не видел вас раньше? Ваш муж не позволял вам выезжать в свет? Очень некрасиво с его стороны, – шутливо заметил он, – но чрезвычайно благоразумно.
Оливия Валентайн: От графини не укрылось желание француза выставить своего друга с лучшей стороны. «К чему бы ему так стараться!», но довольно улыбнулась и потупила взор. Однако следующий вопрос месье Леметра привел ее в чувства и она даже немного растерялась, но тем не менее с улыбкой ответила: - Вы правы, сударь, я в обществе не появлялась довольно давно из-за своего супруга. Он истинный деспот, взял и умер, а мне пришлось три года носить траур и изображать вдову! – попытка отшутиться не совсем удалась, в голосе Оливии слышны были нервные нотки, но внешне она была спокойна и даже улыбалась. Правда, на щеках выступили пятна, а руки с силой сжали веер. «Странно, вы не похожи на невнимательного человека, а ведь виконт представляя меня сказал, что мой муж почивал…» - Поэтому, я провела в заточении долгие годы то в усадьбе мужа, то в особняке на Белгрэйв-сквер, принимая только самых близких друзей. Взгляд графини вновь стал холодным и непроницаемым, как пару минут назад в присутствии полковника.
Фредерик Леметр: Выражение лица месье Леметра сохраняло ту же любезную легкую заинтересованность, не более, но острый ум сделал отметку на память. Мадам Валентайн либо намеренно, либо по наивности не понимала его. В наивность красивых вдов француз не верил даже будучи зеленым юнцом, поэтому мог только поаплодировать графине, ловко ушедшей от ответа на неприятный вопрос. Впрочем, она сказала достаточно, чтобы укрепить интерес Леметра к своей особе. По всему получалось, что красотка до замужества не выезжала, после – выезжала очень мало и редко, и почти сразу же после заключения брака муж умер. Как удобно… Три года назад Фредерик Леметр поправлял свое пошатнувшееся здоровье в Бате, а некий барон фон Н*** в это же время улаживал на континенте щекотливое дельце с некстати проснувшейся совестью полезного штабного офицера Его Величества. Месье Леметр состояние своего здоровья поправил, а некогда полезный офицер – совсем наоборот. Тогда чрезвычайно занятый Фредерик не уделил особого внимания смерти неинтересного ему человека. Насколько было известно, кончина графа Валентайна сопровождалась какими-то скандальными обстоятельствами: не то разбойники, не то дуэль, а то и вовсе скоропостижная горячка. Однако без сомнения подробности этой старой истории можно разузнать без особого труда и сейчас. Особняк Белгрэйв-сквер красноречиво свидетельствовал о неплохом обеспечении, которое покойный граф оставил своей безутешной супруге, а там, где замешаны деньги, возможны любые… случайности. Месье Леметр изогнул губы в еще одной учтивой улыбке. – Искренне рад, что дни вашего заточения подошли к концу, мадам. Надеюсь, вы теперь проявите большую снисходительность к английскому обществу, появляясь в нем как можно чаще, и, возможно, найдете его не столь отталкивающим, – в голосе француза не слышалось ничего, кроме самого добросердечного участия. Фешенебельный адрес прекрасно подходил Оливии Валентайн. Даже слишком… Леметр едва сдержал восклицание: перед ним, как наяву, предстали выведенные дрожащей рукой выцветшие буквы с наклоном влево, соединяющие воедино имя графини Валентайн и особняк на Белгрэйв-сквер. Адрес на письме. Одном из многих, которые он бегло просматривал, прежде чем отбросить за ненадобностью. Содержимое письма не удержалось в памяти, оставив впечатление чего-то крайне бессвязного и бестолкового, но само письмо наверняка все еще лежит вместе с прочим хламом в кабинете. Стоит его перечесть повнимательней, кто знает…
Оливия Валентайн: Графиня жутко не любила вспоминать свое прошлое. Ни то, что было счастливым ее детством – к несчастью оно безвозвратно ушло и разбилось в дребезги в один солнечный день. Ни то что было страшной юностью – однажды она увидела Филиппа Блэйкни, но он ее не узнал, да и не мог бы. А вот для нее та встреча с прошлым была крайне болезненной. Впоследствии она узнала, что лорд Блэйкни умер от «аристократической »болезни. Но даже странный, но спокойный период замужества графиня не любила вспоминать, его конец был не менее болезненным.. Она помнила скандал и сплетни вокруг смерти ее супруга, толпы желающих выразить соболезнования и заодно посмотреть на новоиспеченную вдову. Потому и разговор женщина постаралась быстрее перевести в шутку. Месье Леметр казалось бы сам старался ей в этом помочь. Но для женщины не укрылось и изменившееся выражение глаз, словно собеседник что-то вспоминал глядя на нее. Прошлое навязчиво вкрадывалось в ее жизнь… - Я думаю, что теперь мне стоит наверстать упущенное и сойти до того, что бы подарить обществу свое присутствие. И если оно будет так достойно, как вы говорите, то возможно я тут приживусь, - выбрав из своего арсенала самую милую и легкомысленную улыбку, графиня наконец то освободила веер из своих стальных объятий и распахнула его. – Скажите, месье Леметр, если конечно мой вопрос не затронет чего то сокровенного, вы хромаете – вы были ранены на войне? Больше о своем прошлом она говорить не желала, лучше послушать о чужом.
Фредерик Леметр: Месье Леметр постарался не выдать своей настороженности: собеседница явно не испытывала тоски по своему замужеству. Фредерик счел за благо не настаивать, тем более что исчерпывающие сведения можно почерпнуть, просто бросив небольшой намек в кругу великосветских сплетниц. Это стоячее болото тут же радостно всколыхнется, извергая все залежавшиеся слухи и домыслы. Верные или нет, неважно. Месье Леметр давно уяснил, что ложь иной раз не менее информативна, чем правда, а то и более, и посему галантно позволил мадам Валентайн сменить тему. Фредерик пожал плечами – заданный сочувственным тоном вопрос давно не был из числа тех, что могли его вывести из равновесия. Ему нечего скрывать: его жизнь – открытая книга. До определенной страницы. – Верно, мадам, мне довелось участвовать в боях, но «ранен» слишком громкое слово для юношеской глупости, – на этот раз улыбка француза вышла кривоватой, а в голосе скользнула тень былой горечи. – Небольшое физическое увечье небольшая плата за то, чтобы поумнеть, уверяю вас. Гораздо тягостнее мне вспоминать, что сражаться мне пришлось против своих же соотечественников. Франция тоже оправится от нанесенных ран, но никогда не будет прежней, – почти прошептал он.
Оливия Валентайн: Когда прокатился первый рокот революции над Европой, Оливии едва исполнился год. Революция, Директория, коронация Наполеона пролетели мимо нее и детство не было омрачено кровавыми подробностями истории французского государства. Нет, конечно будущая графиня знала историю, тем более историю свершившуюся недавно. Но сказать, что она сильно сопереживала изгнанникам земли родной, людям потерявшим жизнь, сохранив ее, было нельзя. Изначально, это не волновало молодую девушку просто потому, что это ее не касалось. Потом же ее это и вовсе перестало заботить, ибо ее жизнь также сломалась и чужие беды перестали заботить ее вовсе. Политика как таковая ее не волновала, Эдуард однажды ей сказал, что более грязных вещей не происходит ни в одном борделе мира, как на политической арене Европы. Более доходчивой метафоры ему не требовалось, что бы раз и навсегда отбить охоту у супруги интересоваться этим. Но свет и общество понять такое не смогли бы, вот и приходилось понемногу во все вникать. - Я знаю, что многие французы стараются помочь возродить былую Францию, живя заграницей. Вы считаете, что их усилия ни к чему не приведут? Или быть может, вы сами принадлежите к этим возрожденцам? – графиня жестом пригласила месье Леметра пройтись, голос ее звучал уверенно, но явного интереса тема не вызывала. – Вы не планируете вернуться во Францию? Вопросы, вопросы, а спросить она хотела вовсе о другом.
Фредерик Леметр: Француз предложил графине руку, и они медленно двинулись вдоль залы. Разговор плавно свернул на много раз наезженную колею праздного интереса к далеким потрясениям в чужом краю, никоим образом не касающегося собственного уютного и благополучного мирка. Фредерик с обычным терпением повторил то, что говорил в таких случаях всегда: – Мадам, всю свою сознательную жизнь я провел здесь, в Англии, – будто извиняясь, Леметр смущенно развел руками. – Теперь моя родина здесь. Но Франция – родина моего детства, и я не могу быть равнодушен к ее судьбе. Священный долг всех благородных французов вернуть старый порядок, чтобы ужас террора и узурпации забылся, как страшный сон, и поверьте, мои соотечественники глубоко благодарны за ту помощь, которую оказывает Британия в этом славном деле. Славные дела, красивые слова. Жаль, что ни во что это месье Леметр уже не верил. Былая Франция – это миф, которым пусть тешат себя дураки. Благородная Франция давно сложила свои головы на гильотине, а то, что сейчас возвращается – просто накипь, включая младшую ветвь выродившихся Бурбонов. По слухам, они отметили свое пришествие к власти тем, что закрыли Дом Инвалидов и исключили из Французской Академии всех, кто был принят туда императором. Мелочный пинок павшему льву от беззубых шакалов. Месье Леметр не испытывал к любым проявлениям слабости ничего, кроме презрения. К слову о слабых личностях… Фредерик обежал взглядом зал – того, кому он сегодня назначил встречу здесь, в Пемброк-холле, пока не было видно. Впрочем, вечер только начался: не явиться он не осмелится, иначе… Француз недобро сжал губы. Вновь обратив взор на изящный профиль своей собеседницы, месье Леметр поинтересовался: – Чем же заполняет свои дни дама, если не блистает в свете? Простите мое нескромное любопытство – такое нечасто встретишь. Фредерик не кривил душой, ему и впрямь было интересно, чем может занять себя красавица в добровольном заточении. Что заточение было добровольным, он не сомневался. Три года полного соблюдения строгого траура! И это когда современное общество сквозь пальцы смотрит на некоторое послабления, если вдова достаточно осмотрительна.
Оливия Валентайн: Первое и самое главное, за что она не любила балы и вечера, это необходимость вести беседу на темы малозначимые и в принципе, не особо интересные обоим собеседникам. Очень редко она получала удовольствие в разговорах, и уж если и выпадал случай выбрать даму или джентльмена в собеседники, она отдавала предпочтение последнему. С месье Леметром ей по началу было весьма неуютно, его взгляд, его лицо, но постепенно Оливия стала получать удовольствие от общества этого человека. Его глубокий проникновенный голос расположил вдову к французу. То что он говорил, мало ее интересовало, но как он говорил! Несколько увлекшись, графиня пропустила вопрос. После того как стихли последние звуки голоса Фредерика, Оливия еще несколько мгновений задумчиво шагала возле него. Взгляд ее был устремлен на пол перед собой и нельзя было понять сразу, обдумывает она ответ или вовсе ни о чем не думает. - Ну, у дамы есть дела по хозяйству… - как-то не уверена произнесла та самая дама. Делами по хозяйству она почти и не занималась. Экономка ведала всем этим царством и в редких случаях обращалась к хозяйке за советом. Оливию это не особо огорчало, а миссис Пенапью можно было полностью доверять. Единственное, чем она ведала – была коневодческая ферма мужа, которая доставляла ей много приятных минут. Но сказать ли б этом своему новому знакомому. Последний раз леди N*, услышав от вдовы род ее занятий, пришла в ужас. Ее супруг потратил достаточно времени, чтобы привести в чувства несчастную женщину. – Мой муж оставил мне в наследство конюшню, там и в загородном имении я провожу достаточно много времени. Женщина из под опущенных ресниц аккуратно взглянула на француза – какой эффект произвело ее признание?! - Но я не сторонюсь общества вообще. Иногда в моем доме собирается небольшой круг самых близких друзей, приглашаются поэты и музыканты – что-то сродни французским салонам, но только более камерно. Я не привыкла к таким сборищам, - графиня обвела стрелой веера зал, при этом губы ее изобразили премиленькую улыбку, - Конечно, я не чуть не осуждаю подобное время препровождения, но к нему никогда не приучусь, как мне кажеться.
Кэролайн Митчел: Снег опускался на ступеньки, дул морозный ветерок. Кэролайн медленно поднималась по этим крохотным ступенькам, и ей очень хотелось поскорее войти в теплое помещение. Внешне Пемброк-Холл казался огромным по сравнению с другими лондонскими особняками. Такие дома Кэрол видела только в Йорке, где провела последние четыре года наедине с собой и слугами. Наконец после того, как отец уехал на лечебный курорт, тетя Элайза, сестра лорда, любезно приняла мисс Митчел в своем небольшом, но уютном особняке в Лондоне. Девушка еще не привыкла к шумной столице и к неприветливому на первый взгляд высшему обществу. И даже сейчас, приехав на первый в ее жизни большой бал, чувствовала себя несколько сковано. Кэрол боялась того, что ее не примут в свете, сочтут за простушку, которая непрошено ворвалась в свет. На ней было бежевое атласное платье, волосы были аккуратно собраны в модной прическе. Ожерелье матери слегка поблескивало на женственной шейке. Кэрол не любила слишком пестро наряжаться, обвешивать себя многочисленными драгоценностями и другими украшениями. Больше всего девушка ценила простоту и консервативность. Перед ней открылись широкие двери, и она смогла разглядеть большой освещенный зал, в котором было довольно шумно. Играла музыка, изящно вальсировали пары в центре зала. Большой досадой было то, что из присутствующих она почти никого не знала, разве что нескольких матрон, которых видела в гостях тетушки. "Надеюсь, я не забыла, как танцевать" - подумала Кэролайн и улыбнулась про себя. С уверенностью, что ее никто не заметил, она прошла вглубь зала, встав у окна, начала смотреть на вечернее небо, потихоньку погружаясь в свои мысли. Несмотря на снег, звезд было достаточно много и едва проглядывалась луна…
Филипп Грейстоун: Ему повезло. Поймать кеб в это время суток удалось сегодня сравнительно легко, и он без проблем добрался до места празднества. По его мнению, скучнее бала у Пемброков - мог быть только выходной у Бетси Белл, одной из лучших девиц Лондона, чью любовь он имел счастье несколько раз покупать за неприлично большую сумму. В неясном желтом свете газовых фонарей, Грейстоун отчетливо видел по тени на снегу, что его шляпа-цилиндр была наклонена под модным углом. Сегодня Фиц потратил необычно много времени на доведение до совершенства собственного образа. Волосы блестели и были, немного закручены на висках, спадая на гладкие щеки. Черный фрак идеально подчеркивал его стройную фигуру. Безукоризненная, белая рубашка, воротничок стоечкой и изящный узел на галстуке, узкие черные брюки и бальные туфли, в которых можно было рассматривать собственное отражение. Филипп выглядел как дорогая статуэтка, элегантная и гармоничная. Вместе с этим всё в нём было вызовом нынешнему обществу. В стороне, окружив стайку юных прелестниц, уже крутились его обычные друзья. Филипп хорошо был знаком с этим миром грез и иллюзий. Все на этом празднике жизни - не более чем торгаши. Грязные увальни, выкрикивающие цену за фунт удовольствий. Просто нужно внимательнее разглядывать смысл их речей за витиеватыми кружевами слога. Вот и эта юная мисс, поднимающая на несколько ступенек выше него. Как и чопорная дочь Герберг, она - лакомый кусочек для любого в этом зале. И ей это отлично известно. Его мысли прервал дружеский хлопок по плечу и шепот у самого уха: - Это Кэролайн Митчел, Фиц, - Грейстоун повернул голову в сторону Уоллиса Брая, недалекого, но доброго и наивного парня, что часто составлял ему компанию в покер, - хороша чертовка! На губах Филиппа застыла холодная усмешка: - Эта "выставка" женихов и "заглядывание в зубы" невестам мне уже наскучили, Уолл. Да и мисс Митчел, несмотря на своё положение, выглядит простовато. Вероятно, она только приехала их деревни. Нет? Странно... Такие крепкие, крестьянские руки... да и посмотри, видишь колье? Создается ощущение, что она разбирала маменькин сундук и выудила самую массивную и безвкусную безделушку, - Филипп постарался сделать вид, что не заметил осунувшегося лица друга, - Но я, пожалуй, потанцую с ней. В целом она создает довольно не глупый вид. По крайней мере, ей хватает ума вести себя не как эти пустоголовые кружевные "безе" и, кажется, даже чего-то стесняться. Ха! Уолли, Анне Герберг взять бы уроки у этой деревенщины, выглядит как напыщенная простолюдинка, а гонору-то сколько. Удивительно, что Герберги не стараются выдать её замуж как можно скорее. Кажется, еще немного и она выпрыгнет из платья от собственной скуки или неумелого ухаживания всех этих престарелых снобов. Как думаешь, что в ней привлекает больше? Деньги или красота? Я бы настоял на первом, - Фиц замолчал на мгновение, а после продолжил, - Надеюсь, здесь подают нормальное шампанское? К тому же, кажется, оркестр заиграл вальс! С этими словами, Филипп Грейстоун обогнал удивленного Брая. Красивые черты его лица все еще кривила издевательская ухмылка. Он намеривался проследовать вслед за Кэролайн Митчел, сделать несчастную еще одной жертвой своего обаяния и немного повеселиться.
Чарльз Уэнтуорт: После недавнего похода в игровой дом, в кармане Чарльза Уэнтуорта, образно выражаясь, зияла огромная дыра. Фортуна отвернулась от него и ни за какие коврижки не хотела поворачиваться обратно. За карточным столиком капитану попался джентльмен, более обласканный этой капризной дамой, так что к утру в кармане Чарльза не было ни фартинга. К счастью, ему достало благоразумия не играть в долг, так что оптимистичный офицер смог утешиться хотя бы этим, тем более что долгов чести у него итак набралось на целую армию. Неудивительно, что приглашение на бал от своего старого друга – полковника Герберта – он воспринял как знак провидения. Ему во что бы то ни стало было необходимо поправить свое финансовое положение, а этому ничто так хорошо не способствовало, как удачно заключенный брачный союз. Да, капитан Уэнтуорт уже давно обдумывал свою затею, но до сегодняшнего дня не воспринимал её всерьёз. Однако ситуация, в которой он оказался, требовала безотлагательных действий. Ярмарка невест, которой по сути являлось всё это сборище, предлагала богатый выбор, удовлетворявший даже самые притязательные вкусы: молодые леди выглядели прекрасно, что капитан Уэнтуорт, как истинный ценитель женской красоты, не мог не отметить. Он с удовольствием наблюдал за смущенными дебютантками, не обделяя вниманием, впрочем, и дам чуть более старшего, но всё ещё цветущего возраста. Дамы, в свою очередь, бросали на него кокетливые, либо смущенно-любопытные взгляды – в зависимости от степени искушенности особы, от которой этот взгляд исходил. Чарльзу ещё не удалось побеседовать с хозяином празднества, однако он заприметил среди гостей его младшую сестру – Анну. Она выглядела превосходно – никакой напыщенности, высокомерия, одетая просто, но со вкусом. Они уже были знакомы – капитан ранее был приглашен на ужин в дом Гербертов, поэтому Чарльз мог также лестно отозваться и о характере мисс Герберт, равно как и ее манере общаться легко и непринужденно. Казалось бы, вот она – идеальная цель для меркантильных замыслов молодого офицера. Однако, несмотря на все свои недостатки, даже Чарльз не мог желать этой молодой особе такого мужа, как он сам. К тому же, её брат был другом капитана и вполне был просвещен по поводу его характера и пристрастий – в его глазах подобный брак был бы недопустим. «В любом случае, - подумал Чарльз, - судьба ко мне благосклонна». И словно в подтверждение его слов рядом «проплыла» совершенно очаровательная молодая особа, которую капитан одарил любезной улыбкой. Он медленно, почти лениво, продвигался в глубь зала и остановился, чтобы отыскать взглядом виконта. Но вместо этого капитан стал невольным свидетелем высказываний некоего джентльмена, которого, впрочем, можно было назвать таковым с большой натяжкой и лишь с уважением к его предкам, учитывая характер высказанного мнения. Этот человек был ему знаком – именно он стал тем счастливцем, к которому этой ночью уплыли денежки Чарльза Уэнтуорта за карточным столом. Уже тогда капитан имел случай столкнуться с особенностью манер мистера Грейстоуна, ибо именно так его звали, а вернее с их полным отсутствием. Возможно, Чарльз и оставил бы без внимания, мягко говоря, резкое высказывание, но оно касалось сестры его друга, так что оставаться равнодушным к подобной бестактности было невозможно. - Мистер Грейстоун, - капитан слегка поклонился, в дань светской учтивости, - я невольно услышал Ваш разговор. Голос его звучал жестко, однако на лице не был напряжен ни один мускул – постороннему человеку вполне могло показаться, что два джентльмена беседуют о погоде. - Вам не кажется, что джентльмену, если Вы себя к таковым причисляете, не пристало отзываться подобным образом о даме, тем более пользуясь её гостеприимством. В сущности, Филипп Грейстоун, по мнению Чарльза, был собранием всех тех же недостатков, которые были и в нем самом. Если бы можно было слепить из хороших и плохих качеств капитана Уэнтуорта двух разных людей, то, несомненно, отрицательная его половина была бы братом-близнецом Грейстоуна. Однако в Чарльзе презрение к напыщенности высшего общества, погоне за модой и прочему сочеталось с хорошими манерами и уважительным, хотя и легкомысленным отношением к женскому полу. В этом он был офицер до мозга костей.
Брианна Мюррей: Приглашение посетить Пемброк-холл застало молодых Мюрреев спустя несколько недель после их возвращения из путешествия по Европе. Нельзя сказать, чтобы Брианна с большим нетерпением ждала возможности первый раз выехать в свет - напротив, всё, что, по её мнению, сулило ей высшее столичное общество, было чуждо её представлениям о счастливой и гармоничной жизни, идеал которой некогда представлялся этой благовоспитанной девушке в монастыре. Она слишком много - и не всегда приятного - читала и слышала о светском Лондоне, вдали которого протекала её уединённая жизнь, наполненная чтением, размышлениями и минутами единения с Богом. Поэтому известие о посещении первого в своей жизни большого приёма - несомненно, одного из самых блестящих вечеров этой зимы - особенно приятным сюрпризом для Брианны не стало. Но предстоящий выход в свет сулил новизну, а к ней юная леди Мюррей безотчётно пристрастилась за время своей поездки по Европе. В Парме ей довелось посетить бал-маскарад во дворце принца, и это событие оставило двойственный след в душе Бри. С одной стороны, как любую молодую неискушённую девушку, её увлекал вихрь блеска, великолепия и впервые - отдачи должного её красоте, о силе которой Брианна прежде никогда не задумывалась, а кроме того, Парма всегда славилась одними из лучших в Италии мастеров искусства. Брианне доставило особое удовольствие беседовать с этими людьми. Но с другой стороны, Парма и больше, чем какое-либо другое государство в Италии, славилось своим царством интриг и пошлости. И Брианна с печалью думала о том, что, возможно, ей предстоит окунуться в подобную же атмосферу и в Лондоне. Говоря по совести, леди Мюррей уже давно следовало бы быть представленной обществу, но в 1813 году, когда пришёл её срок, умерла мать, и первый сезон пришлось отложить по причине траура. А потом граф повёз её в путешествие, и вот только теперь не осталось ни повода, ни причин откладывать выезд в Лондон. "Пусть сейчас ещё не сезон - он начнётся только в апреле, - говорил ей Макс, отдавая распоряжения насчёт приведения в порядок их лондонского особняка, - но вечер организован в честь блестящего завершения недавней компании и возвращения Пемброка-младшего. Мне кажется, я что-то слышал о нём; возможно, мы даже воевали вместе. В любом случае, вечер обещает быть интересным, да и много твоих ровесниц, я уверен, пожалуют его своим присутствием". Кроме того, она знала, что её согласие сопровождать брата на приём в Пемброк-холле доставит ему удовольствие. Огорчить же Максимилиана хоть каким-нибудь пустяком казалось Брианне немыслимым. Обо всём этом и размышляла юная сестра графа Мюррея, когда их парадный экипаж остановился у подъезда Пемброк-холла. Выйдя из кареты, Максимилиан подал сестре руку. Когда она ступила на площадку перед великолепно освещённым, полным музыки и смеха особняком, Брианне невольно пришло сравнение его с Мюррей-холлом - намного более тихим и менее блестящим. От души надеясь, что на её пути здесь попадётся хоть пара приятных глубоких людей и невольная разлука с домом не окажется бессмысленной, девушка поправила розы на своём греческом платье из золотого муслина. Плащ был отдан почтительно склонившемуся дворецкому. Красочный калейдоскоп нового мира, открывшийся ей при входе в приёмную залу, увлёк и захватил Брианну.
Джонатан Карленд: Всю дорогу в Пемброк-Холл Джонатан был в тяжких раздумьях. Опять ссора с отцом, а начиналось с невинной беседы о том, что юноше пора найти невесту. Закончилось громкой ссорой и упреками. Барон вновь напомнил Джонатану о его неудачной юношеской любви, мысли о которой не покидали его до сих пор. Поэтому он отправился на бал, чтобы отвлечься от всего. Перед этим он посетил игорный дом, где выбросил на ветер довольно приличную сумму. Впрочем, он не обратил на это никакого внимания, хотя и относился к деньгам очень бережно. Экипаж остановился, и Джонатан направился в Пемброк-Холл. Вокруг было много людей, среди них множество барышень, которые сверкали своими роскошными нарядами. Джонатан заметил здесь и его нового знакомого, Чарльза Уэнтуорта, с которым накануне познакомился в том же игорном доме. Он любезно кивнул и поднимаясь по ступенькам, шел навстречу шуму и громкой музыке бала.
Максимилиан Мюррей: Максимилиан видел, что Бриана разрывается между желанием увидеть Лондон, где будет много нового, и боязнью разочароваться в высшем обществе. Мюррей не по наслышке знал порочность столицы, но с другой стороны он знал и то, что Брианна не может провести всю жизнь подле брата. Не то чтобы это ему мешало, даже наоборот - Максу доставляло огромное удовольствие путешествовать с сестрой, балуя ее. Но любая девушка рано или поздно должна обзавестись семьей. А где, как не на балу, можно завести новые знакомства, которые в дальнейшем, быть может, перерастут во что-то более значимое. Впрочем, он ничего не сказал об это сестре - она бы смутилась и замкнулась, да и время еще было. Максимилиан как мог, оттягивал момент представления Брианны обществу. Воспитанная матерью в любви к богу, она была столь добра и наивна, что Мюррей боялся, как бы этот выезд не нанес ей душевной раны. Так что граф заранее приготовился защищать сестру от нежелательных выпадов так, чтобы она о них даже не узнала. Отправляя слугу приготовить особняк в Лондоне к приезду хозяев (а работы там за долгое их отсутствие накопилось много), он все еще колебался. Но глаза Бри так сверкали предвкушением праздника, что он решился. Экипаж быстро доставил их на место. Оставив плащи слуге, брат с сестрой окунулись в атмосферу бала и веселья. На бриане было замечательное платье из золотого муслина, чудесно смотрящееся на ее смуглой коже, граф был облачен в черный фрак, обязательная одежда при первом посещении дома, подчеркивающий стройность его фигуры. - Идем, Бриана. Мы должны представиться хозяину дома. Идя сквозь толпу гостей, Максимилиан внимательно скользил по ней взглядом в надежде увидеть знакомые лица. Но пока что его попытки были тщетны.
Кэролайн Митчел: Музыка все играла, а Кэролайн невольно ушла в свои мысли. Она думала о прошлом, о детстве, о матери. Она ее никогда не осуждала за то, что она так трагично покинула свою дочь. Кэрол редко вспоминала о ней, да ей и не хотелось. Мать с подмоченной репутацией не внушала доверия у высшего света. И все же девушка тосковала - отец был молчаливым и редко разговаривал с ней. Может быть потому что Кэролайн напоминала ему жену..? Вдруг шлейф платья как-то странно одернулся. Кэрол обернулась и увидела девушку с милым, но виноватым лицом. Она была почти ровесницей Кэролайн, к тому же, как казалось, впервые в свете. Мисс Митчел улыбнулась как можно добрее. - Ничего страшного, не волнуйтесь. Я Кэролайн Митчел. А вы? - начала знакомство Кэрол. Ей показалось, что именно сейчас ей нужно с кем-нибудь поговорить, иначе грустные мысли доведут ее до слез. Она была сдержанной леди, но бывали моменты, когда душевная боль раздирала сердце.
Элена Винтер: Экипаж остановился у Пемброк-Холл плавно, почти без тряски - вышколенный возничий знал, что хозяйка любит удобства. Подоспевший слуга помог Элене сойти на землю и тут же принял у нее плащ. Вздохнув, она навесила на лицо радостную улыбку, столь же искреннюю, как признание в любви у Ловеласа. Мускулы лица не напряженны, уголки губ приподняты, не обнажая белых, как жемчуг, зубов, дабы улыбка не походила на оскал. "Удалась гримаса" - подумала леди Винтер, ее наставница, втолковывающая неусидчивой девочке правила приличия в столь близком, но столь далеком прошлом, была бы довольна. После смерти мужа она предпочитала не посещать столь шумные балы без подруг, зная что о ней думают многие... леди и джентельмены. Но с другой стороны, почему она должна отказывать себе в удовольствии развеяться на балу из-за глупых предрассудков. Это было бы уступкой в сторону снобов и вредных старух, а уступок - маленький проигрыш, а проигрывать Элена ой как не любила... Приподняв юбку красного атласного платья, простого, но ладно сидящего на ее фигурке, как и комплект из жемчужного ожерелья и серег, она решительно влилась в круговорот шелка и муслина. Получив приглашение от мистера Герберта, хорошего друга ее почившего супруга, она некоторое время колебалась, принять его или нет. Ведь по сути Элена была знакома с хозяином Пемброк-Холла крайне мало, не из-за каких либо нежеланий познакомиться ближе, а лишь благодаря несчастливому стечению обстоятельств - мистер Герберт в последнее время бывал в Лондоне очень редко, что помешало стать им настоящими друзьями. Но Винтер испытывала к Филиппу большое уважение - тот показал себя достойным джентельменом. Тут до ее слуха донеслось крайне неуважительное высказывание в адрес Анны Герберт, очень милой девушки, на взгляд Элены. Она обернулась медленно, словно невзначай, и ее взору предстал молодой человек с слащавой физиономией, на котором было написана небывалая скука, создавалось впечатление, что он еле сдерживается, чтобы не зевнуть. Правая бровь молодой женщины вздернулась вверх, став похожей на натянутый и готовый к бою лук.Судя по поведению, это Грейстоун, о чьем поведении так нелестно отзывалась миссис Уэтенберг, уже пожилая дама, но весьма интересная в общении. Бровь Винтер "разрядилась", вернувшись на законное место. Хорошо, что мистер Герберт этого не слышал - столь нелестный отзыв о его сестре мог повлечь неприятные последствия. На месте упомянутой Кэролайн Митчел, она ни за что не согласилась бы танцевать с "мистером задавакой". Молодой вдове оставалось лишь соболезновать несчастной девушке, на кою выпал выбор этого человека и надеяться, что прежде ее пригласит более достойный джентельмен. Резко раскрыв веер, она двинулась в глубь залы, собираясь обзавестись новыми знакомствами или утешиться старыми. Ну или на крайний случай посоветовать старой миссис Вайдек новое средство от радикулита, на который та так любила жаловаться, и посмеяться в душе. Средство было... весьма неприятным, но кто сказал что оно не поможет? Ведь никто до этого его не пробовал, вдруг подействует.
Брианна Мюррей: Погружённая в мысли и разглядывание окружавшего её эпицентра жизни, Брианна, вопреки обычной своей манере поведения, не особенно следила за тем, как она продвигается через шумную толпу. Вследствие неосторожности, вызванной поглощённостью девушки своими размышлениями, Бри опустила ногу на краешек чьего-то платья, и осознала свою неловкость только после того, как совсем рядом с ней кто-то вздрогнул и обернулся. Брианна остановилась чуть поодаль от сновавшей толпы, придерживая собственный подол, и заметила напротив себя свежее и милое личико такой же, по-видимому, как она сама, юной дебютантки. Красивые глаза незнакомки изобличали работу мысли, а хорошенькое, но немного печальное лицо очень тронуло Брианну своим возвышенным и чистым выражением. - Простите, мисс, - произнесла леди Мюррей с виноватой улыбкой, присев перед девушкой в лёгком реверансе. - Окружающее великолепие, которое мне пришлось лицезреть первый раз, - Брианна вспомнила о маскараде во дворце принца Пармского и поправилась, - второй раз в жизни, является причиной моей неловкости. - Она слегка склонила голову перед Кэролайн, улыбаясь виновато и со всем благородством своих очаровательных манер. Неловкость исчезла, как только прелестная собеседница с совершенной непринуждённостью назвала себя. Чувствуя себя с каждым мгновением всё уверенней, Брианна с удовольствием ответила приятной девушке: - Очень рада познакомиться с вами, мисс Митчел. Моё имя - Брианна Мюррей. Мы с братом сегодня вечером первый раз в Лондоне после долгого отсутствия, и вся пышность этого вечера, - Бри сделала лёгкий жест рукой по направлению к зале, - немного кружит мне голову. - Женственная полуулыбка не сходила с лица юной леди.
Кэролайн Митчел: Кэролайн понравилась ее новая знакомая. В ней не было ничего отталкивающего, излишней напыщенности. Мисс Митчел считала, что умеренная искренность лучше всякой гордости. Мисс Мюррей располагала к себе прежде всего своей доброжелательной улыбкой и какой-то необычайной светлой энергией. - Я тоже чрезвычайно рада нашему знакомству. Видите ли, я здесь никого не знаю, и вы просто спасли меня от скуки. Я впервые в высшем свете, и мне сложно привыкнут к такой бурной жизни, ведь до этого я была одиночкой, жила в доме отца, - сказала Кэролайн с некими нотками печали в голосе. В общем она любила одиночество, но постепенно начала уставать от него. Одинокие холодные вечера в особняке наганяли тоску, и в один прекрасный день Кэрол получила письмо от отца, в котором заявлялось, что девушка должна в скором времени выйти в свет.
Брианна Мюррей: Брианна слушала собеседницу, склонив голову на бок и время от времени делая пару изящных выпадов веером в сторону своего разрумянившегося от жара светлой залы лица. Наконец-то она встретила ту самую долгожданную ровесницу, которую обещал ей Максимилиан, и теперь радость и лёгкость переполняли сердце девушки. Ей на удивление повезло - в первые же несколько минут своего пребывания на балу встретить мало того, что такую же, как она, юную (и, по-видимому, с очень интересной судьбой особу - что не могло не разжечь внутреннего интереса Бри); но и такую милую, простую в общении девушку, на которой пока не красовалось клейма высшего света. По представлениям Брианны, все молодые дебютантки, выросшие в Лондоне, должны были быть высокомерными и пустыми кокетками, сближаться с которыми у леди Мюррей не было ни малейшего желания. Но мисс Кэролайн казалась совсем иной; кроме того, по её словам, ей знакома была судьба "одиночки", и это не могло не тронуть участливое сердце Бри, которой самой приходилось изведать подобную долю. Она снова слегка склонилась перед собеседницей и опять одарила её широкой улыбкой: - Счастлива, что хоть немного помогла избавить вас от неприятного впечатления об этом вечере. Я как никто другой понимаю вас в вашей непривычке к бурной жизни, мисс Кэролайн. - Улыбка на лице Брианны сменилась участливым, нежным выражением, едва только мисс Митчел заговорила с оттенком грусти в голосе. - Я надеюсь, дорогая, что печаль, с которой вы произносите эти слова - светлая, потому что веселье и удовольствия, которые обещает вам жизнь после стольких лет затворничества и в столь юные годы, сгладит и сотрёт из вашей памяти все минуты одиночества и скуки, что вам, быть может, пришлось пережить в доме отца, - ободряюще произнесла Брианна. Последние её слова были исполнены самого искреннего сопереживания, поскольку леди Мюррей больше всего не хотелось бы, чтобы такая красивая, просто созданная укарашать собой высшее общество девушка грустила и переживала на празднике, устроенном женихом Бри. Первый раз с момента получения приглашения на бал в Пемброк-холле и, возможно, первый раз за всю свою жизнь Брианна подумала о давнишнем приятеле своего брата и хозяине сегодняшнего вечера как о женихе. Узы дружбы, связывавшие сэра Роджера Мюррея и сэра Джорджа Пемброка со школьной скамьи, постепенно, со становлением обоих как семьянинов, переросли в обоюдное желание породниться наипростейшим и наидревнейшим путём. Сыновья у обоих друзей родились довольно синхронно, и рождение дочери сэр Роджер ознаменовал пламенным, сделанным в порыве братской любви обещанием сэру Джорджу отдать за его четырнадцатилетнего Филипа новорождённую Брианну, едва только она достигнет брачного возраста. Поскольку граф Мюррей был не только лучшим другом сэра Джорджа, но и одним из богатейших землевладельцев в округе, отличившимся воинской доблестью во время наполеоновских кампаний, то будущий свёкор отнюдь не возражал. Таким образом, юные Брианна и Филип, невзирая на разделявшие их четырнадцать лет, были "обещаны" друг другу, а мнение обоих, как водится, испрошено не было. Бри была слишком юна, чтобы задавать ей какие-то вопросы, а Филип просто был послушным сыном. До семи лет Брианна часто виделась с Филипом и находила его - взрослого дядю, в её смешливых глазах, - весьма весёлым и привлекательным. Большой приятель с её братом Максимилианом, он был частым гостем в Мюррей-холле, да и сама Брианна с отцом и матерью нередко жаловали своим присутствием, всегда желанным для графа Пемброка, его великолепный особняк. Под сводами этого самого особняка леди Мюррей теперь и находилась, с любопытством и затаённым волнением в сердце рассматривая его, пытаясь извлечь из памяти его облик десятилетней давности и сравнить с теперешним. Но преждевременная смерть унесла жизнь сэра Роджера Мюррея, а с ней постепенно начала таять и былая привязанность, когда-то так прочно соединявшая дома обоих графов. Странная, не от мира сего графиня Мюррей была плохой заменой сэру Роджеру для сэра Джорджа; молодая женщина не жаждала особенно продолжать поддерживать связи с лучшим другом покойного мужа и с кем бы то ни было ещё, поэтому начиная с 1805 года Брианне доводилось видеть наречённого довольно редко и практически всё время - издали. После смерти леди Миллисент, к которой сам граф Пемброк относился с большим недоверием, его отеческая привязанность к Максимилиану и Брианне вспыхнула с новой силой, и он с шутливой серьёзностью напомнил новоиспечённому графу Мюррею о договорённости, некогда существовавшей между ним и его отцом. Максимилиан с такой же доброй шуткой посвящал сестру в эти разговоры, но Брианну, погружённые в свои раздумья и колебавшуюся между монастырём и отчим домом, эта мысль тогда не особенно занимала. Слишком мало она знала Филипа Герберта, ставшего к тому времени полковником, чтобы питать к нему отвращение подобно многим другим девушкам, чья брачная участь была решена ещё при их рождении. Но то, что ей было известно о виконте и то, каким она его помнила (последний раз она видела Филипа около трёх лет назад), отнюдь не внушало Брианне какой бы то ни было неприязни к этому молодому человеку: он был обходителен, весёл, молод, хорош собой; кажется, довольно интересен и не походил на прочих молодых светских щёголей. Макс, кажется, вообще говорил, что он чувствует себя неловко в светском обществе, и в этом Брианна втайне считала его своим единомышленником. Но всерьёз задумываться о браке тогда у молодой леди не было ни времени, ни желания. Не думала она о том, что едет к будущему супругу, и когда Максимилиан показал ей приглашение на бал в Пемброк-холл; не думала она об этом и в карете, которая везла её сюда. И только теперь, стоя рядом с очаровательной новой знакомой, Брианну пронзило странное ощущение, что она находится в доме человека, чей отец желал и до сих пор желает видеть её своей невесткой, в то время как она сама знает до неприличия мало об этом самом человеке. И мнение самого виконта Пемброка по поводу предполагаемого брака было Брианне неизвестно - вот что больше всего мучило девушку в этот момент. Она сохранила такие славные дружественные воспоминания об этом молодом человеке, что ей очень не хотелось бы, чтобы он стал её супругом лишь по воле отца и впоследствии тяготился женой. Она почувствовала, как руки у неё вспотели в белых шёлковых перчатках, и сердце забилось судорожными толчками при мысли, что сегодня рано или поздно ей придётся его увидеть. Каким он предстанет перед ней после трёхлетней разлуки? Последний раз он видел Брианну четырнадцатилетней девочкой; с тех пор она должна была сильно измениться. А что, если личность самого виконта за эти три года претерпела существенные изменения, и Брианна увидит при первой же беседе с ним, что все приятные его черты навсегда останутся для неё лишь воспоминаниями? Как тогда говорить брату о своём нежелании становиться виконтессой Пемброк? И приличествует ли молодой девушке перечить своему единственному защитнику и опекуну в том, что является теперь делом решённым и на что, быть может даже, Максимилиан возлагает большие надежды?.. А если даже сердце не подводит её и Филип окажется таким же любезным и обаятельным, как и три года назад, - хочет ли она сама, Брианна, сейчас выходить замуж?.. Все эти вопросы в одно мгновение заполонили сердце и душу юной леди Мюррей и начали терзать её с таким неистовством, что некоторое время она стояла молча подле новой подруги, сосредоточенно разглядывая узор на паркетном полу и теребя кружева своего веера. Наконец, благодаря годами выработанной выдержке и свойственной только настоящей леди (как говорила ей мать) силе воле, Бри взяла себя в руки и снова подняла мерцающие нежной дружбой глаза на Кэролайн. Она решила пока не сообщать мисс Митчел о том, что является невестой хозяина дома. Ей очень не хотелось, чтобы Кэролайн подумала, будто Бри хочет поважничать и зазнаётся. Такие порывы были совершенно чужды благородной душе леди Мюррей. - Я тоже до сегодняшнего дня жила в доме отца и редко куда выезжала. - Брианна старалась, чтоб ни её глаза, ни неизменная улыбка не выдавали её душевного состояния, и чтобы голос звучал ещё оживлённее и беззаботнее, чем обычно - ведь так, кажется, принято в этом обществе? К тому же, чудесная Кэролайн и не заслуживает иного. Бри сейчас хотелось только, чтобы всякая, пусть даже самая мимолётная печаль покинула мисс Митчел. - Первый раз мне довелось побывать почти на таком же блестящем приёме во время поездки по Европе. Я только две недели назад вернулась из неё вместе с братом. Вот, кстати, мой брат - познакомьтесь, Кэролайн, граф Максимилиан Мюррей. - Брианна очень удачно ввернула эту фразу, поскольку долговязая фигура Макса уже маячила за её спиной - он, по-видимому, потерял её и теперь разыскивал, дабы, как не без замирания подумала Бри, представить жениху.
полная версия страницы